на похороны из Сэндхерста, он потребовал полного отчета о болезни, унесшей Рэндолфа в могилу. И узнав, что причиной смерти сочли запущенную стадию сифилиса, не выказал ни малейшего смущения. Позднее он говорил о том, что во время похорон отца он почувствовал, что «наступил его час поднять потрепанный флаг, лежащий на поле боя». И что он должен добиться членства в Парламенте, чтобы продолжать начатое им и «отстаивать его доброе имя».
Уинстон Черчилль обожал свою красавицу мать и восхищался преданностью, с которой она ухаживала за отцом в последний период его жизни. Даже если он и догадывался о многочисленных эпизодах неверности, предшествовавших последнему всплеску супружеского долга, это никак не повлияло на его отношение. Что еще замечательнее, его, похоже, совершенно не обижало безразличие матери к нему самому: она никак не выказывала своих материнских чувств, а напротив, держалась холодно и отстраненно. Лорд Рэндолф Черчилль также не слишком старался в проявлении отцовских чувств. Он был даже не холоден, а суров по отношению к Уинстону, видимо, полагая, что постоянная критика в адрес сына поможет тому искоренить вредные черты, которые испортили жизнь ему самому.
«На мой взгляд ребенка, моя мать была ослепительна. Она сияла, как Венера на ночном небосклоне. Я очень любил ее – но издалека».
Уинстон Черчилль отнюдь не был слеп в отношении недостатков родителей. Из практических соображений его воспитание поручили няне. Миссис Энни Эверест (которую он прозвал «Вум») восполняла воспитаннику недостаток родительского тепла и любви, и он платил ей преданностью. Когда после девятнадцати лет службы Черчилли уволили ее с мизерной пенсией, Уинстон старался выкраивать из своего скромного содержания хоть какие-то средства, чтобы помочь ей. Он понимал, что родители поступили по отношению к ней жестоко, и пытался исправить несправедливость. Всего через четыре месяца после смерти Рэндолфа Черчилля Вум сразил перитонит. Уинстон нанял врача и сиделку и сам находился рядом с ней в последние часы ее жизни, а затем оплатил похороны, место на кладбище, надгробие и даже постоянный уход за могилой. Он полагал, что обо всем этом должна была позаботиться его мать, но не высказал ни малейшего упрека в ее адрес.
«Моя няня (миссис Эверест) была моей конфиденткой[1]… моим самым дорогим и самым близким другом».
По всей видимости, молодого Уинстона совершенно не обижала строгость отца. Он признавал, что многое в его поведении заслуживало порицания. Он рос болезненным и непослушным ребенком, смышленым, но совершенно неприспособленным к какому-либо подобию дисциплинированной учебы. Все предыдущие поколения Черчиллей учились в Итоне, но лорд и леди Черчилль сочли, что их сын провалится на вступительных экзаменах, и отправили его в Хэрроу. Эта чуть менее знаменитая школа была блестящей альтернативой. Но, как вспоминает Уинстон в книге «Мои ранние годы»