косцы
за языки влекут, как под уздцы,
вновь прибывших.
Взглянул: Болтал? – И сузилась гортань
до хрипа, до ненужной фразы.
Прозрачна за спиною ткань
сумы последней. Но не гни плечо,
терпи, еще – не горячо, и Цензор
не отобрал, что ценно в ней,
что – дрянь.
И за мгновенье до удара в сердце
мелькнут дома, что строил для людей,
мосты, дороги – «моны лизы» тех
ремонтников, философов—умельцев,
теплушки, мастерские, – в них одно
лишь повторялось: выцветшею робой
завешено вагончика окно.
Успеешь ли, сумеешь опознать
«проезда нет» – растущий быстро знак
у края, за которым свет и звук
не рождены, где, вспыхнув, силуэты
освоенных тобою инструментов,
прощаясь, благодарно возвратят
энергию прикосновенья рук.
И в немоте отбойных молотков
проявится вдруг книжечка стихов,
брошюра, неказиста и мягка,
легка, не толще ручки мастерка,
не тяжелей стамески… Так не медли
на выдохе: Мечтал. Но больше – делал!
И на шкалу, где замерла стрела.
* * *
Достойно зреющий мужчина —
приветлив и не говорлив,
устроен крепко, но не чинно
и – без слащавости – красив.
Богат он берегами странствий,
морщинок кладом на висках,
послушен инструмент опасный
в его уверенных руках.
То ладный клоун, то – ученый,
психолог и веселый бард,
деревья он взрастил у дома,
а сыновьям – и друг, и брат.
Презрев насмешкою кручину,
труда и совести корсар, —
он скромно создает причину
Творцу гордиться в небесах.
АСТЕРОИД ЭРОТ
Нам камасутру с детства не читали,
и пальцев электрическую цепь
мы словно Фарадеи открывали
в бараке леспромхоза. По утрам
брели коровы за окном. Мешали
соседские клопы нам хохотать
над сутью бородатых анекдотов,
лишь выдавался перерыв в желаньях…
Пусть наши тайны постареют с нами.
Ты помнишь город? Сколько раз обои
мы клеили, мечтая о картинах.
Фламандцы, Поль Сезанн, Матисс
нам чудились в настенных завитках.
А рядом, в самодельных колыбелях,
плоды любви творили, – их дуэт
нас развлекал почище оперетт,
и мокрые пеленки третий год
особый создавали натюрморт.
…После ночной плетешься точно гомик.
Хотя по правде, что механик-хроник,
что сторож, наркоман недосыпаний,
как ни крути, вопрос трудостараний
во многом упирается в постель.
Где, отвернувшись, дремлющей Венерой,
нагие доверяя полусферы
блуждающей за окнами