доберется до общаги, откроет ноут, закажет билеты на самолет. Хотя бы денег хватило. А то придется у матери занимать. Второй раз за месяц. Да и стоит только заикнуться, что магистратуру бросает, как та раскудахчется. «Я же тебе говорила». Да, говорила, и что? Должна быть у человека мечта, я вас спрашиваю?
– Дай сигарету!
Сзади стояла бомжиха в желтом дождевике, таком ярком, что Дамир прищурился, как от солнца. Полез в карман, вытащил пачку, дал две.
– Хорошего вам питерского лета! – Та ни с того ни с сего присела в книксен, разведя в стороны полы дождевика.
От неожиданности Дамир рассмеялся. А отсмеявшись, понял. Им не отнять ни этого холодного, нервного лета, ни красоты, от которой свербило в носу – вот она, на ладони, по мановению, по щелчку пальцев, стоит только задрать голову. И вся эта красота – для него, ведь он понимает, и видит, и чувствует.
Солнце, поднявшись над крышами, щекотнуло гладь Грибоедовского канала. Дамир вскинул рюкзак на плечо и зашагал к общежитию.
Варвара Глебова
Малина-чили
Кира висит на турнике вниз головой. Детская площадка пуста и плавится от жары. Дышать все труднее, каждый вдох – это не воздух, а раскаленная пыль. Коленки, вернее, их внутренняя сторона, «коленные ямочки», как называет их Кира, стали мокрыми от пота и вот-вот соскользнут. А дальше будет так, как рассказывал папа: «Понимаешь, Кирка, нервы (проводки, по которым бежит импульс от тела к мозгу и обратно) проходят внутри позвоночника. И если вот здесь, – в большой папиной руке легко помещается Киркина шея, – разломать, то тело больше не будет слушаться мозга, будет лежать, как пустой мешок». А сейчас все зависит от коленных ямочек: если ноги разогнутся, если разогнутся… Слезы и пот потекли по лицу вверх, к бровям. Кира зажмурилась, и снова зазвучал голос Лидии: «Слабачка! Малявка! Ты, тощая курица, а ну давай живот напряги и тяни руки вверх! Слабо, что ли? Не описайся только от напряжения. Размажешь мозги по песку – сама потом собирать будешь!»
Когда Лидия первый раз пришла на их площадку, девочки от нее млели – вся сладкая, бело-розовая, как мороженое с малиной, в юбке Барби, из множества сетчатых слоев, да к тому же большая – уже закончила первый класс. Кира ходила за ней по-щенячьи, ловя себя на желании потрогать, и распирало счастьем: «Не гонит. Не гонит!»
Лидия подпрыгнула и повисла на турнике, легко раскачиваясь.
– Я очень ловкая, – сказала она. – Смотри!
Как будто на шарнирах, подтянула колени к подбородку и уперлась ступнями в турник, потом выпрямила ноги назад, за затылок. Кира задержала дыхание, но как раз в тот момент, когда гибкие руки Лидии непременно должны были вывихнуться, она спрыгнула.
– Вот. Правда же, я ловкая? Я уже год хожу на акробатику. Раньше тренер маме всегда говорил, что я очень ловкая. – И она чинно села на лавочку, оглаживая каждый пенистый юбочный слой. – Осенью я буду участвовать в соревнованиях, поэтому со следующей недели у меня ин-ди-ви-ду-альные