баран стоял позади Иренки и, не сводя глаз с Волдо, ждал, когда тот наконец уснет.
– Друг мой, не бойся. Я провожу тебя до дороги Мертвых, – проблеял он. – А по пути мы увидим чудесные земли, добрых людей и попробуем вкусной еды.
Когда Волдо умер, его душа покинула тело, и, подойдя к Лу-уху, мальчик грустно улыбнулся.
– Это конец? – спросил он, и слова эти ранили душу сына Рогатого Пса. – Я больше не проснусь, да?
– Да, – ответил Лу-ух, – к сожалению, это так, но не думай об этом. Смерть в какой-то степени лишь начало.
Волдо молчал. Сейчас он помнил о каждой их встрече. Помнил каждый миг их недолгой дружбы.
– Ужасный настрой для путешествия, – проблеял Лу-ух. – Я редко предлагаю что-то своим друзьям, ведь дарю им больше, чем кто-либо, но ты, Волдо, можешь попросить меня о чем-нибудь.
Случалось так, что сын хозяина Дороги Грез и узурпатор Тропы Кошмаров провожал детей к Ауру. Каждый подобный случай приближал пробуждение Гриммо, и каждый раз Лу-ух подолгу плакал, уткнувшись мордой в объятья Амелии. Знал, что будет плакать и в этот раз.
– Проси, что угодно, – пообещал он, не подумав.
– Почему?
– Потому, что мне больно, – ответил Лу-ух. – Потому, что мой брат Гхарр советовал мне не привязываться к людям и я, кажется, понимаю, почему он дал мне этот совет.
– Не надо приключений, добрых людей и вкусной еды.
– Почему?
– Не хочу.
– А чего же ты хочешь, друг мой?
– Хочу, чтоб бабушка не плакала.
– Вот как… – Глаза Лу-уха уже блестели от слез. Он сделал первый шаг туда, где пожилая женщина захлебывалась слезами, так до конца и не веря в случившееся. Лу-ух прикоснулся копытом к бледному как мел лицу покойника и произнес: – Я отдаю тебе часть себя и всего себя, не заставляй мою подругу плакать.
Глаза мертвеца, которые Иренка мгновение назад закрыла, широко распахнулись.
– Господь милосердный, – прошептала она. – Волдо…
– Пообещай, что вырастешь хорошим человеком, – проблеял Лу-ух. – Пообещай, что не заставишь других детей плакать. Пообещай, что будешь лучше.
– Я обещаю, – прошептал Волдо до того, как сделал новый первый вздох, – Лу-ух.
– Жаль, что я не вправе оставить тебе эти воспоминания, – сказал он на прощание. – Ты не сможешь с этим жить. Ты забудешь это прямо сейчас. Спи.
Та часть бараньей шерсти, что была бела, как первый снег, тлела и, медленно опадая к ногам мальчика, исчезала в тусклом свете луны.
Иренка еще сильнее прижала внука к груди. Она видела, как снежинки вновь тают, падая на лицо мальчика. Бледный диск луны застыл над полем, и казалось, что его робкий умирающий свет на мгновение стал ярче и от деревьев поползли длинные, похожие на змей тени. Волдо уснул и сквозь сон обратился к Иренке:
– Слушай меня, женщина, – произнес Гриммо устами Волдо. Голос срывающийся его был ужасен, как крадущиеся в ночи тени, как липкий страх,