из учебников и, как обычно, склеивала их в предложения. Мне было страшно, что мои мысли станут достоянием других. А вместе с ними – моё мнение, уже тогда отличавшееся от того, каким оно должно быть у примерной советской школьницы.
Я хорошо помнила, что такое кара за инаковость. И как это – оказаться один на один с толпой.
С танцами – та же история. Боялась, что сделаю не так. Не так, как нужно, не так, как все. Страстно хотела танцевать. Но лет до восемнадцати не довелось. Я занималась в клубе юных космонавтов, играла в кукольном театре, но танцев в моей жизни так и не было. Мирилась со своим слишком большим рыхлым телом и подростковой угловатостью. Не могла повторить даже самые простые движения, не говоря о том, чтобы двигаться свободно. Казалось, все глядят на меня, осуждая. Смотрела на танцующих с завистью и тоской, как гадкий утёнок на прекрасных лебедей. Я была единственной, кто не танцевал на выпускном вечере в школе.
Всё изменилось спустя год. На изнурительных диетах и выматывающих упражнениях за несколько месяцев сбросила килограмм пятнадцать и обнаружила под слоем жира тонкую талию и симпатичные ноги. Занялась аэробикой, а через пару месяцев танцевала в ансамбле эротического танца.
Тогда и случились первые выступления на сцене. Выходила в корсете, короткой пышной юбке и чулках, купалась во взглядах зрителей и танцевала. Мне не было страшно или стыдно. Словно так естественно танцевать полуголой на сцене.
Обожаю чужие взгляды и внимание, чем больше – тем лучше. Но как страшно проживать на сцене по-настоящему своё, без прикрас, вытаскивать нутро на суд человеческий. Особенно когда в зале значимые люди. Моя правда другая. И она может разниться с тем, что хотят увидеть они. Она может быть уродливой, ранящей, страшной. Но я хочу видеть, что она зацепила сердца по ту сторону сцены.
Конца этой честности нет. Выступаешь, уходишь за кулисы и понимаешь, что можно было зайти глубже, сделать выступление ещё откровеннее.
Но иногда случается настоящее, искреннее, живое действо. Безошибочно приходят нужные слова и движения, в которых нет фальши. И уходишь с чувством хорошо выполненного долга. Мой внутренний критик умывает руки.
О нежности
В ней липко, как в медовой капле. Хочется переступить, сделать хоть что-то, чтобы прекратить. Не верю в неё. Как и в улыбки. Что такое улыбка – узаконенный способ скрыть агрессию. В агрессию верю. Тому, что читаю в глазах, верю. Что скрывает улыбка? Радость? Смущение? Ненависть? Человек сам знает, что прячет под ней?
Нежность ценю на контрасте с болью и чужой властью над моим телом, чувствами, жизнью. Это совсем не то, когда просят: «Делай со мной, что хочешь. Я твоя». Многие ли позволяют делать всё, что хочет партнёр? Всё. Без ограничений. Возьмите паузу. Вдумайтесь – всё. Это гораздо больше, чем секс. Все его виды. Это плети, иглы, ножи, огонь, удушение, игры на грани смерти. Опасные игры на пределе боли или психики.
В жизни бывают моменты, когда я не могу сказать