Ты действительно считаешь, что твои предки были менее развиты, чем ты и твои современники?
– Ну ясен красен. Для того и существует прогресс, для того и трудимся не покладая рук. Насколько я помню – до Кирилла и Мефодия даже азбуки не было, а до Владимира с его христианством здесь вообще была дичь и пустошь!
Он с ехидцей ответил:
– Ну да, именно поэтому чужеземцы называли эту землю «Гардарикой», страной городов, именно поэтому за сто лет до твоего христианства эти «дикари» осаждали «столицу мира» того времени на двухстах огромных ладьях и заставили их долгие годы платить дань? И многие тысячелетия до того существовало руническое письмо, в которой каждый символ имел свой смысл, впоследствии замененный бессмысленным набором звуков!
Блондин смутил меня своими рассуждениями, но я быстро пришла в себя:
– Это ты меня так отвлек, да? К чему весь этот псевдонаучный бред, лучше расскажи мне о насущном! А именно – кто ты, кто голый фрик-ящерка, где я и что со мной будет дальше?
Он горько усмехнулся:
– Что ж, хорошо. Вижу, ты уже успокоилась.
Я опешила – а ведь действительно, под все эти отвлеченные разговоры он массировал мне ладонь, и в результате я оказалась на удивление спокойной, хотя только несколько минут назад была на грани нервного срыва. Теперь же я наполнилась философским умиротворением, чего со мной вообще никогда не случалось. Я решила взять инициативу в свои руки:
– Да, успокоилась. Итак, начнем сначала. Ты кто?
Все это время он разглядывал мою ладонь или лес под нашими ногами, а теперь повернулся и пристально уставился мне в глаза. Я вздрогнула, в прошлый раз мне не показалось – с глазами у него явно что-то не то.
– Это у тебя такие линзы, что ли?
Он улыбнулся и перебросил свою роскошную шевелюру на противоположную от меня сторону. От неожиданности я чуть не упала вниз – много разных ушей мне приходилось видеть, но это…
Ухо практически не имело мочки, но вот верхняя его часть выступала более чем на треть длины уха, да еще и заканчивалось откровенным уголком. В моей голове что-то щелкнуло и я мигом вспомнила виденные в подростковом возрасте нашумевшие фильмы, после того я с этой ахинеей не сталкивалась. Я судорожно пыталась найти другое, более адекватное объяснение. Он опять обернулся и с улыбкой за мной наблюдал.
– Я вижу, вы все еще о нас помните, хотя и в значительно искаженном виде.
Я решила включить дурочку и притвориться, что ничего не поняла:
– Это у тебя для терморегуляции такие раковины, как у пустынных лис? Или для лучшего улавливания звуков, как у летучих мышей?
Он рассмеялся, хотя до хрустального звона не дошел, но я уже напряглась.
– Да уж, с вами не соскучишься! Я понимаю, почему многие предпочитают среди вас жить. Ты ведь поняла, кто я, не так ли? Так зачем спрашиваешь?
Я стояла на своем:
– А все-таки? Можно не морочить мне голову и ответить?
– У вас для нас много названий… Даже