реки, освещаемые тусклым светом, производили гнетущее впечатление. Река имела метров тридцать в ширину, на противоположном берегу виднелись отвесные скалы. Берег, куда выбросило меня, располагался на окраинах заброшенного города. Многоэтажные здания, смотрели глазницами разбитых окон, разрушенные и заброшенные дома подступали к самому берегу реки. Людей не было видно. Вокруг стояла тишина, не нарушаемая ничем. Даже щебетания птиц не было слышно. Лишь журчание воды, да хруст камней под моими босыми ногами тревожили тишину этого мрачного места.
Через несколько томительных минут ходьбы по битым камням я подошёл к разрушенному мосту. От остатков моста уходила широкая, мощёная булыжником улица. «Не вечно же мне бродить по этим камням», – подумал я и направился в глубь заброшенного города.
Идти по булыжной мостовой было не в пример приятней, чем ползти по битому кирпичу, и я чётким строевым шагом маршировал к центру города, всё более удаляясь от реки. Впрочем, ближе к центру стали попадаться здания практически не разрушенные. Даже стёкла в них уцелели, отражая тусклое сияние местного светила.
В том, что я был не на Даране и не на одной из множества известных мне планет, которые я успел посетить за свою недолгую, но бурную жизнь, я был полностью уверен. Неведомая архитектура зданий из кубов, пирамид, цилиндров и других геометрических фигур была мне не знакома. И хотя людей или других живых существ по-прежнему не было видно, я был на сто процентов уверен, что таковые скоро объявятся.
Развалин попадалось всё меньше и меньше пока, наконец, разрушенные здания перестали встречаться вовсе. Город стал похож на брошенный в панике корабль, экипаж и пассажиры которого торопливо покинули судно, в ужасе спасаясь от неведомой опасности. Всюду виднелись брошенные автомобили, сигарообразной формы. Груды мусора усеивали улицу, по которой я двигался. По-прежнему ни одного человека не было видно. Тишина стояла абсолютная, лишь шлёпанье моих босых ног о мостовую равномерно отражалось от стен. Внезапно я вышел на обширную площадь, в центре которой возвышался постамент. Подойдя поближе, я увидел, что это изображение двух рук, сложенных лотосом и протянутых к небу. Вдруг какой-то звук нарушил гробовую тишину, к которой я уже успел привыкнуть. Звук походил на плач. Плач грудного младенца. И доносился он от изваяния в центре площади. Я подошёл поближе и заглянул внутрь скульптуры.
Маленький, крошечный, нескольких месяцев от роду человеческий младенец заливался рёвом и пищал во всю мощь детских лёгких, протестуя против того, что его бросили одного на произвол судьбы. Впрочем, он тотчас успокоился и принялся весело щебетать на своём птичьем языке, стоило мне взять его на руки. Я улыбнулся, увидев резкую перемену в настроении крошечного существа.
«Положи на место!» – приказал недружелюбный голос, внезапно раздавшись за моей спиной. Приказ прозвучал на линке – одном