километров по выжженному солнцем шоссе. Я подумала о той маленькой девочке и ее матери, о том, что могла бы сделать для них. Идея работать в глуши мне нравилась. Да и момент подходил идеально – я только что купила внедорожник.
Переезд в Элис-Спрингс превратился в целое приключение, первое в последовавшей за ним длинной цепи. После двух дней непрерывной езды мой джип сломался где-то в окрестностях Джулия-Крик. Все выходные я ждала, пока доставят запчасти, питаясь хот-догами на единственной тамошней заправке и отбиваясь от настойчивых ухаживаний любвеобильных дальнобойщиков. Я не рассчитывала задерживаться и боялась опоздать к началу своего первого рабочего дня, поэтому, починив машину, свернула на короткую дорогу, чтобы нагнать потерянное время. В результате я оказалась на разъезженном в месиво проселке, на полпути между Джулия-Крик и преисподней. Где-то на рассвете в мой джип сбоку врезался двухметровый кенгуру. Он возмущенно на меня покосился, а потом, живой и здоровый, ускакал прочь, оставив здоровенную вмятину на арке заднего колеса. Я до кости порезала руку, пытаясь выправить ее обратно, потом вымокла до нитки под внезапным ливнем и торчала на дороге в полном одиночестве, пока меня не выручили случайные автотуристы. В общем, так или иначе, на работу я опоздала. К госпиталю Элис-Спрингс я подкатила с головы до ног в брызгах крови и грязи, с рукой, кое-как замотанной бинтами, на джипе в спекшейся красной дорожной пыли. Народ там, однако, видал и не такое. Никто даже бровью не повел.
Меня направили в инфекционное отделение педиатрии. Оно мало чем отличалось от своего аналога в Брисбене, разве что оборудовано скромней. Частенько к нам привозили пациентов с менингитом, но главной проблемой педиатров в Элис-Спрингс был понос. Работа в педиатрической больнице аборигенного городка означала, буквально, копание в дерьме.
В отделение доставляли детей из глухих поселков, которым, в основном, было не больше двух лет. Мы распределяли их по палатам в зависимости от типа инфекции, бактериальной, паразитической или вирусной – шигеллеза, лямблиоза, кампилобактериоза. Детей с лямблиозом следовало изолировать от детей с шигеллезом, потому что они могли заразить друг друга, а потом мучились бы поносом сразу от двух возбудителей. Я быстро научилась различать бактериальные инфекции по цвету, консистенции и запаху детского стула – пенящегося, зеленого или липкого, – потому что у каждой имелись особые приметы. Совсем недолго проработав в Элис, я уже могла поставить ребенку диагноз, просто сменив пеленку.
Собственно, смена пеленок составляла большую часть нашей работы. Сложней всего было заворачивать их так, чтобы жидкие испражнения не вытекали наружу – добиться полной герметизации мне никак не удавалось. Мы работали в хирургических костюмах, потому что их проще было сменить, испачкав в дерьме. Пахло в отделении весьма своеобразно, но я быстро привыкла.
Дети аборигенов были прекрасны. Они привыкли, что их воспитывают всем поселком, поэтому легко