на кожу, протянула руки вперед, к грудной клетке. Медленно-медленно она провела ими вверх, собрав в ладони грудь. Когда указательные пальцы Маоко натолкнулись на соски, она небрежно, с тем же давлением, проследовала дальше, с силой вжав их внутрь. Потом она шире отвела указательные пальцы от среднего, позволив соскам вернуться в исходное положение. Они стали жесткими и возбужденными, и Маоко прекратила возбуждать их. Несколько секунд она оставалась без движения, изящно держа их. Новак была покрыта потом и прерывисто дышала, напрягшись до предела. Японка медленно сжала указательный и средний палец, сжимая соски. Норвежка расширила глаза и раскрыла рот, не в силах сдержать стон.
– Ооооох!
– Молчи! – приказала ей Маоко.
Новак замерла с раскрытыми глазами и ртом, продолжая покрываться потом.
Японка медленно раскрыла пальцы, оставляя соски, которые были сдавлены у ореолы, где пальцы сжимали их. Они эластично вернулись к изначальному размеру за несколько секунд.
Маоко подождала несколько мгновений, потом снова сжала их. В этот раз сильнее, почти до конца зажимая пальцы. Новак резко закрыла рот и сжала зубы, задержав дыхание, но не издав не звука. Маоко выпустила соски, и им потребовалось чуть больше времени, чтобы вернуться к исходному состоянию. Подождав еще немного, она снова сжала пальцы с еще большей силой. Она держала их так несколько секунд, пока Новак оставалась напряженной с расширенными глазами и с побелевшими от напряжения губами.
В конце концов, Маоко начала постепенно раскрывать пальцы, миллиметр за миллиметром, и соски оставались сжатыми несколько секунд. Малу-помалу они вернулись обратно, пока норвежка обливалась потом, а к тонким жилам возвращалось болезненное кровообращение.
Маоко оставила в покое ее грудь и скользящим движением спустилась к бедрам и бокам, проведя руками по тонкой талии, остановившись там, откуда она начинала.
Несколько мгновений она дала ей отдохнуть.
Дыхание Новак стало ровным, а пот начал высыхать.
Тепло комнаты в тот мартовский вечер было комфортным для этого обнаженного тела. Свет абажура на прикроватном столике был белого холодного цвета, подходящий для чтения благодаря увеличенному контрасту с печатными страницами, в то время, как люстра в центре комнаты излучала теплый желтый свет. Бледное тело Новак равномерно окрашивалось желтым, приобретая теплый и приятный оттенок, а белый цвет абажура падал на три четверти сзади, создавая тени между лопатками и ягодицами. Неподвижная норвежка являла собой скульптуру в музее, освещенную точечными светильникам. Она была прекрасна.
– Теперь посмотрим, – сказала сама себе Маоко с насмешливой улыбкой.
Она медленно провела руками в сторону живота, держа сжатыми пальцы. Она не нажимала, а лишь слегка касалась поверхности, чтобы чувствовать пальцами мускулы, которые поддерживали живот. Она неумолимо продвигалась к паху, а Новак снова начала покрываться потом и с трудом дышать, оставаясь в неподвижной позе. Она поместила средние пальцы каждой