чтобы ее сын, двадцатилетний король Шотландии Яков VI, которого враги воспитали как протестанта, обратился в истинную католическую веру. Она молилась за долгое и счастливое царствование Елизаветы, угодное Богу. Она призналась, что надеется на спасение «благодаря крови Христовой, у подножия креста которого она прольет свою кровь». В заключение она просила святых помолиться за ее душу и обратилась к Богу, чтобы он не оставил своими милостями и избавил от напастей «этот глупый остров».
Для графа Кента, фанатичного протестанта, эти слова прозвучали оскорбительно. «Мадам, – сказал он, – храните Иисуса Христа в своем сердце и оставьте эти папистские фокусы». Но Мария проигнорировала его замечание. Закончив молитву, она поцеловала распятие и перекрестилась – жестом, принятым у католиков[2].
Это был по большей части спектакль. Мария никогда не была столь непримиримой католичкой, которой теперь представила себя миру. Политика всегда была для нее важнее религии. Как правитель Шотландии она разумно приняла компромисс, основанный на религиозном status quo и влиянии официального протестантского реформирования. Лишь после заточения в Англии она стала выставлять себя несчастной католичкой, пострадавшей только за веру. Произошедшее в большом зале замка Фотерингей было искусно разыгранным спектаклем, и эта тактика оказалась успешной. Унизив Флетчера, Мария одержала пропагандистскую победу, которая прогремела по всей католической Европе.
Удовлетворенная произведенным впечатлением королева спокойно повернулась к Быку, который смиренно преклонил перед нею колено и попросил прощения. «Прощаю Вас от всего сердца, ибо надеюсь, что Вы положите конец всем моим страданиям», – сказала она.
Палачи помогли камеристкам Марии раздеть ее – она осталась в одной нижней юбке. Когда они расстегивали пуговицы на ее платье, она широко улыбнулась и пошутила, что «ее никогда не раздевали такие горничные» и что «ей еще не приходилось снимать одежду при таком скоплении народа».
Она положила распятие и молитвенник на скамейку, а один из палачей снял с ее шеи медальон – по традиции личные вещи казненного принадлежали ему. Но Мария возразила, сказав, что предпочла бы отдать их слугам, а палач получит денежную компенсацию.
Когда с Марии сняли покрывало и черное платье, по залу разнесся приглушенный вздох изумления. Нижняя юбка была из рыжевато-красного бархата, а лиф – из шелка того же цвета. Одна из камеристок подала ей темно-красные перчатки, которые королева тут же натянула на руки. Произошла настоящая метаморфоза.
Несколько минут Мария стояла неподвижно, в одеянии цвета засохшей крови: это литургический цвет мученичества в римско-католической церкви. Эта картина была настолько вызывающей, настолько оскорбительной для дворян, что в отчете для Тайного совета о ней не сказано ни слова. Инцидент сохранился в истории благодаря французскому документу того времени, основанному на рассказах слуг Марии, подтвержденных двумя независимыми английскими