льской системе Ridero
чАСТЬ ПЕРВАЯ
Если вы за логикой, то это не ко мне…
У меня появилась маленькая стеклянная штука. Не понимаю, откуда она взялась и, главное, для чего она нужна. Но она мне очень нравилась. Я решил показать ее остальным жителям деревни. Когда все собрались, как обычно, за большущим квадратным столом, покрытым клетчатой скатертью и сервированным к завтраку, я поставил мою стеклянную штучку поближе к середине стола, чтобы всем было видно.
Первой откликнулась Глафирия: «Что это такое?» – спросила она и ее черные глазки засверкали. «Не знаю» – ответил я, мне понравилось, что она так живо заинтересовалась моей штучкой. «Как не знаешь? Да ведь в нее поместится сто порций мочи.» Тут она внезапно схватилась за низ живота и выскочила из-за стола. Ее муж, Жером, который сидел рядом со мной, повернулся ко мне и тихо, как обычно, сказал: " Побежала в туалет, теперь с ней это часто. Она невыносима, ты знаешь, у нее есть любовник. Чтобы она его не бросила, я делаю ей каждый день укол, ну ты понимаешь. Но у него есть побочный эффект. Сначала она очень мучилась, потом привыкла, а теперь ей это нравится…» – И тут он сказал: " Сколько людей погибло из-за поднявшейся со дна морского ядовитой пены, погубившей любовь.»
Я ничего не понял, но остро почувствовал, что должен это записать срочно. И вообще, что я буду писать. Я схватил со стола салфетку и стал, не помню, чем, записывать эту строку. Салфетка была рыхлой, как промокашка, буквы расплывались.
Я побежал домой и решил писать книгу. Начало есть, думал я – это самое главное. Потом пойдет как по маслу. Но главное, чтобы никто не знал, что я пишу. Для меня это было принципиально.
Прибежав домой, я заперся на щеколду и сел к столу, но оказывается вместе со мной в дом успел заскочить кто-то еще. Я заметил мальчишку, который спрятался за шкафом. Я подошел, схватил его за ухо и с силой вытащил из дома. На небольшой поляне перед домом стоял большой прямоугольный стол, за которым сидели штук двенадцать мальчишек. Я подошел поближе – они все были очень похожи друг на друга, как братья.
Среди них был и тот, которого я выставил за дверь. В одинаковых коротких штанишках с бретельками, в белых рубашечках, нарядные. Тот, которого я прогнал, сказал: " Мы ничего не сделали», – и из глаз его потекли слезы. «Понимаешь, – сказал я и почувствовал, что мои глаза тоже наполнились слезами, – я пишу книгу и очень не хочу, чтобы кто-то видел, что я написал». – «Но ведь ее все равно потом прочтут», – резонно возразил он. «Потом – пусть, но не сейчас.»
Я вернулся домой и сел писать, но дальше первой строки пока не шло. Время текло и я подумал, может этим и ограничиться. В конце концов от многих книг в памяти остается лишь первая строка.
Тут я заметил, что по столу скользит тонкая, нежная девичья рука – и прямо к моему листку. Не раздумывая, я схватил руку за запястье и с силой потянул на себя, из-под стола возникла девичья фигура – это была Флоренсия, девушка, которую я любил. Она хотела украсть мою рукопись. Обхватив двумя руками ее горло, я прижал ее к столу и стал изо всей силы душить (непонятная ярость волной поднялась во мне). Я все сильнее сжимал руки на ее горле. Она захрипела и забилась подо мной. И тут раздался истошный крик: «Роберт!!!». Я на секунду опешил и разжал руки. Оказалось, что это кричу я, но почему-то женским голосом. Флоренсия вырвалась и убежала. Я погнался за ней, но не догнал, зато на улице я столкнулся с Зигфридом. Он довольно давно уехал из деревни. Но часто навещал нас. Как всегда он привез с собой штук двадцать девушек разной наружности и друга, которого, впрочем, он не удосужился никому представить.
Зигфрид первым делом посетил могилу дочери. На нашем деревенском кладбище у него был самый большой участок. Рядом с довольно невыразительным памятником располагалась детская гостиная, где были установлены, как будто сделанный из пряника, большой розовый с белым стол, такие же пряничные кресла и диван. Как-то я спросил его, для чего все это. «Как ты не понимаешь, – ответил он. – У меня же есть еще одна дочь, она будет навещать умершую сестру и будет здесь играть.» – «Но она ведь не всегда будет маленькой, она вырастет и перестанет играть.» -«Ну… у нее появится своя дочь, у той – своя. В семье всегда найдется девочка, которая захочет поиграть на кладбище».
В этот день я уже больше не сел за стол. Вечером я отправился в наш деревенский клуб с моей стеклянной штукой. Там уже был и Зигфрид со своими девушками. Они плясали как засватанные, «дым стоял коромыслом.» Я сел у стенки и рядом поставил мою стекляшку.
Вдруг из толпы танцующих вылетел в мою сторону бильярдный шар, он чуть-чуть не попал в мою стеклянную штуку, ударившись в стену рядом с моей головой, он упал на пол, от него откололся кусок. Я схватил шар и отправил его обратно в толпу. Кажется, я попал кому-то в голову, но криков не было – только глухой стук упавшего тела.
«Я знаю, кто все это оплатил, – сказал я шепотом соседу. – Это Зиг…", – я не успел договорить, потому что увидел не соседа. Между нами каким-то непостижимым образом оказался друг Зигфрида, который очень внимательно и даже как будто печально