у них нет будущего: Солнце и Земля никогда не принесут общие плоды. А если нет детей, значит, и не должно быть влечения. Предков подводить никак нельзя. Негольцы уже многие тысячелетия ведут борьбу за выживание и он, лучшая кровь – капелька надежды на здоровое потомство. Егор знал об этом всю свою жизнь, и никто даже эта привлекательная землянка с горящими глазами не заставит его сойти с истинного пути.
Лучик Ра проскользнул сквозь щель плотных штор и одобрительно кивнул своему сыну. И нет ничего страшного в том, что спал плохо и мало. Солнце подарит жизненные силы и восстановит организм, заберет с собой усталость. Егор распахнул окна. Утренняя прохлада ворвалась в комнату. Бархатистая кожа ощетинилась: чешуйки одна за другой оттопыривались от упругого мужского тела. Егор зажмурился от удовольствия. Плохие мысли сменились на приятные, мышцы успокоились, боль оставляла тело. По позвоночнику щекоткой пронеслась волна наслаждения.
«Нет. Я не смогу лишить всего этого своего наследника или, если повезет, наследников. Никогда. Мои дети родятся в исконно негольской семье и не раньше, чем наступит мое совершеннолетие».
Ра проникал глубже, разливался по венам. Егор отдавался этому теплу, пока легкая мелодия не донеслась до его слуха. Он закрыл окно и надел футболку. Музыка была самой большой страстью Егора. Он хорошо знал творчество гениев 18 века, сам писал ремиксы на классиков и потому, с легкостью определил:
– Моцарт, реквием по мечте, – улыбнулся, прикрыл глаза и вслушался, – красивое исполнение. Чисто играешь. – Сразу догадался, что это Вера.
Прекрасное начало дня: солнечное утро и хорошая музыка. Егор натянул штаны и пошел навстречу звукам. Встал у приоткрытой двери и слушал. Нота оборвалась на подъеме.
– Входи! Я одета, – пригласила Вера.
– Как ты узнала, что я тут стою?
– У меня идеальный слух, – сверкнула глазками и добродушно улыбнулась. – А еще твое отражение мелькнуло в зеркале.
– Понятно, – Егор расплылся в улыбке. Румяный, отдохнувший, кожа ровного чуть смуглого оттенка и блестит.
«Везет же ему!», подумала Вера. Сама она всю ночь ворочалась, и так и не смогла заснуть. А спать хотелось зверски. Мешал рой из мыслей и чувств, он зудил и не давал отдаться сладкому дрему. Ночь превратилась в бесконечность. Она вспоминала мимолетные прикосновения, его теплую ладонь, глубокий голос и карие глаза. В них-то Вера и утонула. С замиранием сердца и лёгкой девичьей робостью, она все мысли отдала этому незнакомцу. И, отмучив себя до утра, решила, что лежать больше не имеет никакого смысла. Поэтому взялась за любимое дело: водить смычком по скрипке.
– Ты хорошо играешь, – похвалил неголец.
Ей уже не раз это говорили, и если бы не жизнь и учеба в России, которая девушку устраивала, отец давно бы отдал ее в одну из лучших консерваторий Лондона, где сам и проживал уже более двух лет.
– Спасибо, – поблагодарила Вера и спросила, – завтракать будешь?
– С радостью.
Радость,