что на ближайшую пару месяцев билеты распроданы.
Нина вышла на площадь и села в первый попавшийся трамвай. Куда теперь ехать? Где ночевать? В парке на лавочке? Если удастся найти угол, то скопленные деньги уйдут меньше, чем через месяц. А дальше что?
– Товарищи, за проезд передаем! – надрывался кондуктор, продираясь сквозь плотный строй пассажиров. – Билеты – восемь копеек.
Нина сунула руку в карман и похолодела – кошелька в нём не было.
Держась за ременную петлю, кондуктор навис над Ниной.
– Ну что, за проезд платить будем?
– У меня кошелёк украли…
Он грубо схватил её за воротник.
– Тогда слазь с трамвая! А то ишь, барыня выискалась: как в парче-бархате ходить – она первая, а как за билет платить – так у ней копейки не допросишься!
– Да она, чай, с любовником поссорилась, – усмехнулся стоявший рядом голубоглазый красноармеец. – Она ему не дала, а он ей тоже не дал… в смысле, денег.
Пассажиры засмеялись.
Нина протолкалась к выходу и, когда трамвай замедлил ход, спрыгнула с подножки в грязь.
Уже стемнело. Где-то в глухих дворах выли собаки; уличные фонари не горели, и только в распахнутых дверях маленькой церкви видны были жёлтые огоньки свечей.
«Ну вот и приехала: никаких мне Владивостоков, никакого Китая, – в тоске подумала Нина. – Завтра с голодухи продам шубу, а потом утоплюсь в Москва-реке».
Она постояла, посмотрела кругом блуждающим взглядом и направилась к храму. Может, оттуда не выгонят?
Внутри никого не было – только причетник в мягких валенках ходил от лампады к лампаде и подливал в них масло.
– Бессовестный ты человек! – вдруг рассердился он на кого-то. – Входя в храм, шапку снимать надо!
Нина оглянулась и увидела давешнего голубоглазого красноармейца.
– А я баба, – осклабился тот и распахнул полы шинели. – Хошь проверить?
Причетник попятился.
– Господи помилуй… Ну у тебя и рожа!
Лицо у бабы-красноармейца действительно было такое, что в ней трудно было узнать женщину: бровей нет, горло провисло, передний зуб наполовину сломан. Наверняка она пила, и много.
Нина подошла к иконе Николая Угодника – покровителя тех, кто попал в беду.
– Помоги мне, грешной и унылой, в настоящем сем житии…
Пока Нина молилась, голубоглазая баба стояла у неё за спиной и в упор разглядывала её.
– Тебя как звать? – наконец спросила она.
– Нина.
– Правда, что ль? А меня тоже! Только я это имечко не люблю – меня все Шило зовут.
Она погладила золотистого дракона на Нининой спине.
– Шубка у тебя знатная. Любовник подарил?
Нина покачала головой:
– Сама сшила.
– Так ты из рабочих? А любовник у тебя не из Мосторга? Я знала одного директора аптеки, так он своим бабам чего только не дарил: и презервативы, и клизмы… Очень душевный был товарищ; правда, его потом расстреляли за хищения.
– У меня нет любовника, – сказала