значимее! Вообще, Всевышним над всеми! Мне нынче не втюхать, что ощущает полноценный человек при ходьбе, так и «кваду» не дано осознать свободу движений, подаренную Элефантом. Когда я впервые увидел Грустного Слоника, улыбка на моём лице уподобилась восходу солнца.
Не успел я как следует насладиться превосходством, как ко мне вырулила на своих двоих (да каких!) блондинка приемлемых лет. Розоватый блузон с запредельным декольте оставлял полоску тела над чёрной юбкой, едва приоткрывающей колени. Бесподобно! В каком журнале мод ей удалось присмотреть эту припадочную коллекцию! Искусно задрапированное лицо дышало любезностью так слащаво, что нестерпимо захотелось обдать его кислейшим из лаймов.
– Мистер Роелс? – спросила она с восхитительным придыхом.
На всякий случай я решил умерить её прыть:
– Имею от мистера Роелса нотариальную доверенность на встречу с Его Святейшеством… С Папой Римским, Викарием Христа из Ватикана.
Её глаза расширились, и она стала похожей на сову, обречённую снести страусиное яйцо.
– Шутка. Люк Роелс перед вами, – пожалел я её и, чтобы скрасить неловкость, показал удостоверение. Просроченное водительское, из прошлой жизни. Оно произвело гуманное воздействие. Дама, словно, разрешилась от страусиного бремени, издав избавительный возглас. Но, увидев на моём лице понимающую улыбку, сумела взять себя в руки.
– Ивонна, ваша сопровождающая, – прощебетала она, протянув ухоженную кисть для заключения мира.
Я сжал её пальчики. Итак? Ивонна придвинула стул, села напротив. Наверняка изучила «Американскую декларацию независимости инвалида».
– С этого момента и до конца путешествия я буду в вашем распоряжении. Любые просьбы и пожелания…
– Любые? – невинным тоном поинтересовался я, прикипев взглядом к откровенному вырезу блузы.
– Любые, – без рисовки подтвердила Ивонна, бледно рдея. Доказательно закинув ногу за ногу, поставив меня на место белизной трусиков. Пришлось покраснеть в ответ.
– Значит, мистер Роелс, станем считать, что познакомились и понравились друг другу.
Теперь, когда Ивонна расслабилась, наши глаза сошлись на одном уровне. Тонкая, едва заметная сетка морщин на её лице, заключала в плен серые, в опахалах роскошных ресниц, глаза.
– Вылет сегодня в двадцать ноль-ноль из «Кеннеди». В мероприятии восемнадцать участников с ограниченными возможностями, восемнадцать сопровождающих, пять переводчиков и старший координатор… он же идеолог акции мистер Стив Ферроу.
Я упорно пожирал взглядом роскошность в декольте и предполагал одно из двух – либо получу пощёчину, либо отделаюсь нахлобучкой. Мне было по барабану, сколько переводчиков участвует в их голубиной акции. Но имя идейного вдохновителя показалось знакомым. Видал я таких клоунов! В Америке их как саранчи! Пока я, покалеченный, изнемогал в больнице, вынашивая суицид, эти предприимчивые пираньи вынюхивали,