лица, Богдана положила руку на руку Джорджа и придвинулась поближе.
– Он что, врач?
– Ветеринар, – робко улыбнулся в ответ Джордж и почему-то покраснел.
Богдана сразу потухла, руку она убрала и положила на свое колено, а потенциальный жених быстро перевернул страницу альбома и ткнул пальцем в фотографию лошади и какого-то мужчины:
– Я тренирую лошадей, которых снимают в фильмах в Голливуде. Вот я на съемках, вон там за мной, видишь? Харрисон Форд!
Рука вернулась на место, а Богдана снова прижалась к мощному боку Джорджа. Тот был похож на скальный монолит – среднего роста, кряжистый, мощный, широкий. Может быть, это и есть та самая мужская спина, которая позволит ей быть «за мужем» и забыть о торговле на рынке, как о страшном сне?
– Смотри, Ана, – имя Богдана ему категорически не давалось, – это я на Карибах, а вот на Гавайях, а вот я катаюсь на лыжах в Колорадо, у нас там самые лучшие лыжные курорты. А ты умеешь кататься на лыжах? – поинтересовался он.
– Ой, нет, – махнула рукой Богдана, заливисто рассмеявшись (как-то коллега на рынке сказал ей, что у нее мелодичный смех), – где я и где лыжи? Но я очень люблю путешествовать. Скажите ему, что мы с мужем, ну то есть с бывшим мужем, ездили в медовый месяц в Сочи, мне очень понравилось.
– Сочи? – повторил Джордж незнакомое слово и, позабыв о приличиях, снова уперся взглядом в манящее, бледно-розовое декольте, сулящее давно позабытое наслаждение. – Это где?
– Это такой курорт в России.
– Я не знаю Сочи, Ана, – пожал плечами Джордж, не отводя взгляда, – но мне кажется, что такая женщина, как ты, достойна большего!
К этой теме они больше не возвращались. Валера отказался с ней разговаривать, и ни о какой подготовке к отъезду речь не шла. Сама Нина, естественно, без сына никуда ехать не собиралась. Вся эта безумная канитель затевалась исключительно с целью спасти Валеру, ведь ей самой и дома было хорошо. В ставшей уже привычной чистенькой, маленькой квартире, рядом со Светкой и коллегами-учителями. Она даже учеников любила, что было в учительской среде большой редкостью, и они платили ей тем же. Ее жизнь была устроена, предсказуема, и она не хотела ничего менять. Это в двадцать можно все бросить и беспечно уехать, а в почти пятьдесят таких поступков уже не совершают.
Через переводчицу Нина передала Дугласу, что очень ценит его предложение, но, к сожалению, принять не может. Причины объяснять не стала – к чему? Попросила менеджеров убрать ее анкету из всех «каталогов». Ей даже показалось, что менеджер сделает это с удовольствием – Нина была бесперспективной, денег не заработаешь.
Апрель выдался влажным и теплым, в сапогах хлюпали набухшие от влаги стельки. Боря Торсунов, ее самый денежный ученик, внезапно передумал поступать на журналистику и решил податься на юридический. Вежливая красивая мать Бори, с трудом двигая внезапно опухшими губами, протянула Нине конвертик и объяснила, что в ее услугах они больше не нуждаются. В ответ Нина сделала жуткую глупость –