как раз предназначенные для перевозки угля, чему здорово обрадовались мои друзья воркутинцы.
– Нормально, парни, эти вагоны мы быстро разгрузим. Гораздо хуже если бы были обычные грузовые вагоны, вот тогда бы потрахались…, – и Сергей Панков начал объяснять разницу, но я особо и не слушал, понимая, что через несколько секунд и сами поймём в чём тут фишка. А пока я старался как можно больше двигаться, потому что холод во время вот этих стояний начал постепенно заползать даже под такую тёплую одёжку. Так то ничего, пока двигаешься тепло, а вот руки в солдатских рукавицах капитально мёрзли.
Послышалась команда на разгрузку и все засуетились. На каждый вагон распределили по десять человек и пока нам не принесли железные лопаты, ломы и кувалды, мы начали открывать люки, внизу вагонов. У нашего вагона всем руководил Серёга Панков, он показал за что надо дёргать, чтобы люк открылся и уголь стал высыпаться и куда надо отскакивать чтоб не завалило углём. Загремели люки, посыпался уголь и всё было бы нормально, если бы эта ветка предназначалась для разгрузки сыпучих грузов. То есть стояла бы, как минимум на высокой насыпи и тогда бы уголь высыпался весь из вагона и скатывался под насыпь. А так, наш состав стоял на обычном пути, на ровной площадке и уголь наполовину высыпавшись из вагона завалил всё кругом, в том числе и рельсы под вагонами и теперь надо было уголь отгребать от вагонов и рельсов, чтобы следующая часть ссыпалась на землю. Вот в этом то и заключалась вся трудность. Если от вагонов ещё худо-бедно можно было откидывать уголь, то вот под вагонами, приходилось работать почти лёжа и в неудобном положении. Но все понимали – пока мы не разгрузим состав, никто нас в казармы не уведёт. Да и сильный мороз не предполагал бездельничать. Как только ты останавливался хотя бы на пару минут, так сразу начинал мёрзнуть. И как бы ты не устал, но сам лезешь к груде угля и безостановочно махаешь железной лопатой, пока не перестаёшь чувствовать свои пальцы в рукавицах, сразу передаёшь лопату другому и начинаешь реанимировать пальцы. И если мы оказались в таком положение, то курсанты-стажёры были ещё в худшем. Никто не уходил от состава – офицеры, сержанты, стажёры бегали вокруг вагонов и зорко следили за нами, чтобы не дай бог кто-то не отлучился в сторону и, прикорнув, как ему могло показаться на несколько минут в снегу, не замёрз. Такая эпопея шла всю ночь и усталость и сильный холод стали постепенно сказываться. Особенно у нашего взвода, который толком и не отдохнул после наряда. Если сначала работа шла весело, с шуточками, с неумелым матерком, то постепенно всё это звучало всё реже и реже. Темп работы замедлился и наши командиры не сколько нас ругали, а упрашивали, уговаривали потерпеть ещё немного и выполнить до конца свою работу. Да и конец этот был уже практически виден, но чем ближе он был, тем труднее было шевелиться и мороз начинал брать вверх над нами. К нашим командирам присоединились теперь и женщины из состава ночной смены. Они тоже бегали вдоль вагонов и чуть не плача уговаривали: – Ребятушки.., сыночки…, ну давайте ещё