капитан со своим вожделением, стоял он сейчас, держа руку на эфесе шпаги, нюхая воздух, как кабан, почуявший присутствие охотника со сворой собак. Нет, дело тут не в желании. «Топчешь королевский выпас», – сказали ему Гуадальмедина и Мартин Салданья. Он имеет на это право, так ему захотелось. Он всю жизнь защищал королевские выпасы от посягательств, чему порукой его рубцы и шрамы. А в койке с бабой не то важно, король ты или пешка, а совсем другое.
Дверь была не заперта. Капитан медленно приоткрыл ее, вошел и оказался в темной прихожей. Совсем не исключено, что здесь, милый друг, и подохнешь. Нынче же ночью. Он вытащил кинжал, улыбнулся кривовато, по-волчьи и, держа клинок перед собой, осторожно двинулся вперед, ощупывая свободной рукой голые стены. Где-то впереди слабенько мерцал огарок, освещая прямоугольный проем двери. Гнусное место для драки, подумал капитан, узко и отступать некуда. Однако сделал еще несколько шагов. Ибо совать голову в пасть льва по-прежнему доставляло ему какое-то извращенное наслаждение. Даже в этой несчастной Испании, которую он когда-то любил и которую теперь во всеоружии опыта глубоко презирал, даже в этой стране, где по сходной цене можно приобрести и почести, и любовь, и отпущение всех грехов оптом, остается такое, чего не купишь. И он знает, что это такое. С какой-то минуты его, Диего Алатристе-и-Тенорио, старого солдата и наемного убийцу, нельзя сковать золотой цепью, сунутой едва ли не мимоходом в севильском дворце. И в конце концов, даже при самом скверном раскладе взять с него, кроме жизни, нечего.
– Мы на месте, – сказала Анхелика.
По узкой тропинке, петлявшей меж деревьев, мы вышли к небольшому саду, окружавшему развалины монастыря, просматривавшегося насквозь. Между колоннами мерцал огонек. Добра это не сулило, и я благоразумно замедлил шаг.
– И что это за место?
Анхелика не ответила. Она тихо стояла рядом со мной, всматриваясь в это слабое свечение. Я слышал ее прерывистое дыхание. Поколебавшись мгновение, шагнул было вперед, но она придержала меня за руку. Я повернул к ней голову – профиль ее был обведен каемкой тусклого света.
– Подожди, – шепнула она.
Куда девалась ее прежняя лихость? Так и не отпуская моей руки, она двинулась через этот запущенный и одичавший сад – сухие ветки хрустели у нас под ногами.
– Легче ступай, – посоветовал я чуть слышно.
Войдя под свод колонн, мы снова остановились. Свет был ближе, и теперь яснее виднелось бесстрастное лицо моей спутницы.
– Ты меня еще любишь? – все еще тяжело дыша, вдруг спросила она.
Я воззрился на нее, разинув рот и в полной растерянности:
– Конечно.
Тогда она взглянула на меня – и так пристально, что я вздрогнул. Мерцающий огонек отражался в синих глазах, и, Богом клянусь, она была так прекрасна, что я окаменел, полностью лишившись способности рассуждать здраво.
– Что бы там ни было, помни – и я тебя люблю.
И поцеловала меня. О нет, то был не дружеский «чмок» –