не о прогулке или простом осмотре местности: это было исследование, которое для непосвященного наблюдателя могло показаться непоследовательным, а мне представляется процессом познания, которое противопоставляет трудности предвкушению радости.
Любой пейзаж представляется нам вначале как неописуемый беспорядок, и мы вольны наделить его понятным нам смыслом. Но выше земледельческих соображений, географических случайностей, превратностей истории и предыстории, высочайший смысл из всех не тот ли, который предшествует, господствует и в значительной степени объясняет другие? Эта едва различимая граница, это часто неуловимое различие в форме и составе обломков скал свидетельствуют, что там, где я вижу сегодня безводную почву, некогда сменили друг друга два океана. Ступая по следам доказательств их тысячелетнего существования и преодолевая все препятствия – крутые склоны, осыпи, густые кустарники, обработанные участки, – не глядя ни на тропинки, ни на преграды, кажется, что идешь наперекор здравому смыслу. Но я преследовал единственную цель – вернуть главный утраченный смысл, пусть на первый взгляд не ясный, но любой другой, каким бы он ни был, является всего лишь его частичным отражением или даже искажением.
Порой случаются чудеса. Например, два зеленых растения разных видов вырастают по обе стороны невидимой трещины, где каждое выбрало для себя наиболее благоприятную почву. Или два по-разному закрученных аммонита, свидетельствуя о разрыве в несколько десятков тысячелетий, угадываются в структуре горной породы рядом: внезапно пространство и время совпадают, в застывшем в вечности живом разнообразии в одну минуту сплетаются эпохи. Мысли и чувства проникают в новое измерение, где каждая капля пота, каждое сокращение мышц, каждый вздох становятся символами истории, чье движение воспроизводит мое тело, в то время как мысль старается уловить смысл. Я будто погружаюсь в такую область понимания, в недрах которой века и места перекликаются и говорят наконец на одном языке.
Когда я познакомился с теориями Фрейда, они показались мне столь же естественными, как применение к отдельному человеку метода, который лежал в основе геологии. В обоих случаях исследователь сталкивается с редким явлением, на первый взгляд непостижимым; в обоих случаях он, чтобы описать и оценить детали сложной ситуации, задействует личные качества: чувствительность, проницательность и хороший вкус. И все же порядок, который образует единое целое из бессвязных частиц, не является ни случайным, ни произвольным. В отличие от истории историков, история геологов, как и история специалиста по психоанализу, стремится проецировать во времени, наподобие ожившей картинки, некоторые фундаментальные особенности физического или психического мира. Что же касается упомянутой мной ожившей картинки, в самом деле, проявление подсознательных психических процессов в виде притч позволяет наивно толковать каждый жест как раскрытие во времени