которую они отхватили. Наконец, какая-то старушка указала им дорогу:
– Вон туда ступайте, аккурат, последняя изба.
Миновав домины, дома и домики, они вышли в поле, которое начиналось за кособоким сараем, окруженным беззубым штакетником.
– Нам сюда. – Мама шагнула к калитке, Славка виновато шмыгнул носом.
А когда их впустили в низкое помещение и он увидел тетю Варю, радостно потянувшуюся к его голове, стало стыдно – почему он не поспорил с дядей Лешей?!
Хозяйка усадила его за стол, поставила стакан с варенцом, отрезала ломоть белого хлеба и «разговорилась» с мамой. Варенец вещь вкусная! Иногда на поселок приходили старушки из соседних деревень. Они «заламывали» цены, но в дни получки родители покупали детям варенец, простоквашу, молоко.
– Вова поехал на футбол, – «перевела» мама.
– У-у! Зря только шел в такую даль.
Но тетя Варя поставила на стол еще один стакан с варенцом, большую кружку компота, и грустить стало некогда. «Совсем они не жадные», – думал Славка, поглядывая на хозяйку и невольно «вникая» в то, о чем «говорила» она на сложном языке глухонемых.
«Ух ты! – удивлялся киселихинский обжора. – Они, оказывается, раньше и слышали и говорили! Потом ушли на фронт: она санитаркой, он автоматчиком. Вон, показывает, как раненых таскала. А тут дядю Колю ранило, она его на волокуше тащила. Да вдруг бахнула рядом бомба, оглоушила их: вон показывает взрыв. Какие же они злые, если они воевали?!»
Тетя Варя говорила о сражениях – это любому ясно. «Пух-пых», – помогала она себе тяжелым, непослушным языком, и взлетали мягкие руки, сердились глаза, надувались щеки, складывались в трубочку губы, как ругала она врага, как понимал ее гость, как обвинял себя: «Они воевали, а я не мог поспорить!»
На обратном пути, уже за деревней, он спросил маму:
– А у них медали есть?
– Не знаю, сынок, может, и есть.
– А как их оглоушило, расскажи!
– Как оглоушило? – Мама даже остановилась.
– Ну, тетя Варя рассказывала.
– А! Это она про пожар. Напарник дяди Коли (они с ним скотниками работают) уснул, а папироска упала, от нее все и загорелось. Хорошо, дядя Коля рядом оказался, пожар потушил, человека спас, коров. Премию ему дали, а про медаль… или я прослушала?
– А что же они не воевали, что ли?
– Они же глухонемые, сынок! Откуда ты взял?
Запрещенный удар
Они еще играли «в войну», «старожилы» Жилпоселка, но уже говорили о женщинах. Всякое говорил: кто что знал.
В «кирпичной», еще не штукатуренной комнате спорили Игорь и Колька. Славка с Васькой слушали их молча, хотя и было у них желание вставить что-то свое. Но вот что?
Задиристый, с хитроватым прищуром Колька свободно говорил на женскую тему. У него получалось. Он как будто все знал.
– А, чепуха! Надо быть смелым, они это любят. Обнял, прижался к ней – хорошо! Она же вся горячая, как блин.
Блины он любил. Это знали. И, казалось, никто не усомнится в его словах,