против этого. Он был чеченцем. Членом рода. Тейпа. Народа. Кровь – властно напоминала о себе, требуя соблюдать правила, которые до этого соблюдал его дед, отец, прадед. Чеченец – не мог оторваться от своего народа и быть счастливым. Можно было нажить миллиарды – но не быть признанным родом и от этого однажды покончить с собой в приступе черной меланхолии – или наоборот, приобрести только уважение людей и прожить в довольстве и спокойствии до ста двадцати лет.
Он чеченец? Или уже нет? Гражданин мира, как многие сейчас говорят?
Ураев медленно положил телефон на соседнее, пассажирское сидение. Надо еще раз самому поговорить с Шамилем. Как следует поговорить. Как отец с сыном. И если этот разговор ничего не решит то… иного выхода у него уже не будет…
Сын – вернулся домой только под утро. Было бы лучше, если бы он вернулся пропахший алкоголем и доступными бабами – но он вернулся трезвый и спокойный, как и всегда в последние полгода. Когда сын забивал на учебу, и приходилось платить, чтобы не выгнали – он думал, что это плохо. Но он не знал, что такое по-настоящему плохо…
Когда сын прошел в свою комнату – отец прошел следом. Встал на пороге.
– Мы уезжаем… коротко сказал он – собери вещи. Сейчас.
– Езжайте без меня… – спокойно ответил сын.
– Ты едешь с нами, или ты мне больше не сын.
Сын молча повернулся и посмотрел на отца. И отец понял, что смотрит в глаза чужого человека.
– Когда я делал харам, отец, ты говорил мне, чтобы я перестал его делать. Я перестал его делать – что же ты хочешь от меня теперь?
– Я хочу, чтобы ты поехал с нами сегодня.
– Куда?
– За границу.
– У меня дела в Москве.
– Какие дела?
Сын не ответил.
– Какие дела?! – повысил голос отец.
Сын молча встал и подошел к отцу – он был выше его больше чем на голову…
– Мне жаль тебя, отец… – сказал он – ты променял волчью свободу на мешок с деньгами. И хочешь, чтобы я сделал то же самое. Но этого не будет.
И поскольку отец заслонял ему проход – сын отодвинул его и прошел в коридор. Молча обул кроссовки и вышел…
Отец – вышел в коридор только после того, когда лязгнула засовами дверь…
Из другой комнаты – неслышно появилась жена. Молча посмотрела на мужа – и в глазах ее были боль, непонимание и все же – надежда. Надежда на то, что исправится то, что уже не исправить…
Под свинцовым взглядом мужа – она повернулась и ушла обратно в свою комнату, не сказав ни слова.
Тимур Ураев напряженно думал. Выхода у него не было, вопрос оставался только в том, как это сделать, не навредив сыну. Но как не делать – делать это надо как можно быстрее…
Приняв решение, Ураев тоже прошел к двери. С левого телефона – он позвонит и даст сигнал о необходимости срочной связи с куратором. Куратору поставит условие – амнистия для сына, чтобы он не сделал. Он знал, что русские могут такое…
Да, надо