мысль – он жив и убийца пока не будет его убивать. Мгновенно развернувшись, он, так и не выпуская сумку из рук, рванул вглубь цеха. Николай несколько секунд смотрел ему вслед, затем жестко усмехнулся и пошел помогать своим пострадавшим подельникам.
ГЛАВА 4
«Бежать! Бежать и не останавливаться!» – мысль взбесившимся метрономом билась в голове Матвея. И он бежал, бежал так как не бегал никогда в жизни. Модные, но совсем неудобные туфли подворачивались на многочисленных обломках бетона и кусках кирпича, он поскальзывался на каких-то мерзких ошметках, цеплялся за косяки многочисленных проемов и дверей – но бежал. Глаза цепко глядели вперед, легкие исправно прокачивали затхлый воздух, ноги поршнями толкали тело вперед. Весь организм Матвея сейчас работал в единой связке, подчиняясь одной цели – спастись.
По нему стреляли! Это было невероятно. Мог ли он этим утром предполагать, что к вечеру будет нестись запутанными коридорами заброшенного завода спасая свою жизнь? Он, никогда в жизни не участвующий в каких-либо криминальных событиях? Не имеющий ни одного привода в милицию и ни разу не участвующий в каких-либо драках?
Матвей всегда гордился своим умением обходить острые углы в общении. В школе, еще сопливыми пацанами они, бывало, и отстаивали свое мнение кулаками, но сколько помнил себя Матвей, лично он старался избегать ситуаций, приводящих к рукоприкладству. Достаточно умный, он умел выбирать и, что немаловажно, привязывать к себе таких друзей, дружба с которыми надежно защищали его от посягновений.
Так и жил он, переходя из класса в класс в школе, а затем из курса в курс в институте, постоянно лавируя в поисках компромисса. И достиг в этом практического совершенства.
С годами это превратилось в навязчивую фобию – как бы кого не обидеть, не задеть нечаянно. Он понимал, что трусоват и, как ни странно, это понимание облегчало ему жизнь – там, где иной пытался пробить головой стену, доказывая свою отвагу он, зная истоки такого поведения, находил способ достичь желаемого другим путем.
К сожалению, жизнь в школе и в институте почти не готовит молодого человека к встрече с жесткой правдой жизни – то, что кажется милой чертой добропорядочного и миролюбивого юноши, в реалиях нашего жестокого мира, с его требованиями стайного поведения, превращается в слабость.
Для него это проявлялось всегда одинаково… Как только требовалось проявить жесткость, силу воли – он терялся и уходил в себя. Конечно потом, задним числом он находил и нужные слова, и нужную линию поведения, но всегда было уже поздно. В семье было также – через несколько лет тесть и жена подмяли под себя остатки Матвеевской альфости, и он во всем довольствовался соглашательской позицией.
Вот и сейчас, слыша за собой топот преследователей, он в панике несся по разрушенному заводу, полностью подчиненный одному чувству – спастись любой ценой. И даже его такая блистательная контратака, была, в су�