серые чуни, затопал по избе.
– Пошел, пошел! – топая, приговаривал стрик, – вставай.
Николай повернулся, привстал.
– Не спал, что ли?
– Спал, – соврал Николай.
– Пора.
Старик выбежал до ветру, чем-то загремел в предрассветной тьме, выругался весело.
– Жрать давай!
Ели скоро, не разогревая, волокнистая тушенка, покрытая зернистым, ломким жиром имела странный, застывший вкус, на который ни Иван, ни Николай не обратили внимания.
– Будя! – старик отер губы, глянул в оконце. – Готов?
– Готов.
– А сапоги-то? Не лезут?
– Не пробовал.
– Надевай! – старик хлопнул ладонью по столу.
– Доем, – спокойно отвечал Николай.
– Ну-ну. Портянку-то навернуть умеешь?
– Нет.
– Дело. – Старик вздохнул, опустил плечи.
– Научусь, не велика наука, – Николай облизнул ложку, отложил.
Вышли, когда солнце обожгло уже верхушки деревьев. Старик впереди, Николай позади.
– Не иди по траве-то, голова, – не оборачиваясь, наставлял старик, – росно, иди, где посуше, а то ноги замочишь, беда с тобой, ей богу!..
– Угу, – отвечал Николай.
Сейчас он не боялся ни смерти, ни черного леса, который, впитывая в себя солнечный свет, наполнялся светом, звоном птичьих голосов, звоном его необъяснимой радости. Ему было хорошо, против всяких ожиданий, ему было весело, он принялся насвистывать, на ходу обирая черничник, пачкая густым ягодным соком руки и рот, чувствуя себя мальчишкой, как чувствовал себя когда-то с отцом, с которым ходил, бывало, в соседний лес по грибы и по ягоды. И тот лес был страшен, покуда был он мал, и отец был жив.
Был.
Звякнув, мысль ударилась о беспричинную радость, будто муха о стекло. Отпала. Ему не хотелось думать о смерти, ему не хотелось думать совсем, ему хотелось жить.
– Далёко не пойдем, – остановившись, забурчал старик, – нет.
Николай в три шага нагнал его, встал – лицо старика было красно, он тяжело дышал.
– Чо смотришь, давно не хаживал, давно, а тут рысью, рысью взял, шибко взял, помедленней бы, а?
– Что?
– Помедленней, говорю, пойдем-то?
– Как хочешь.
Старик отер лоб, голову, отдышался.
– Кого мы ищем-то?
– Кого надо, – отозвался старик.
– А кого нам надо?
– Увидишь.
– Темнишь, ты, старый…
– Куда там!..
– Морочишь ты меня, – Николай многозначительно кивнул, – глупей себя нашел, вот и морочишь, голову мне морочишь, сам не знаешь, небось, куда идти, кого искать, так только, говоришь, трепешь, из ума ты выжил, выскочил, сам не знаешь, ни черта не знаешь!
– Знаю.
– Скажи!..
– Чо, денег пожалел? – старик ощерился остатками зубов.
– Причем тут деньги?..
– Сам хочешь, все сам, сам! Городские-то все сами норовят, все сами, хоть русские, хоть китайцы! Скажу, а что толку-то?