придумывая красивые слова и воодушевленно суггестируясь ими.
Читатель, конечно, вправе спросить: а не окажется ли «нагуаль» таким же красивым словом, ничего не меняющим в гуще безраздельно царствующего описания? Тонкую грань между осознанием истинного соотношения и сотворением еще одного мифа на «острове тональ» переступить крайне легко – ведь всякое слово требует содержания, структуры, а этим располагает исключительно «описание мира» как замкнутая и неизбежно возвращающаяся к себе целостность. На вопрос Кастанеды, что можно найти за «островом», дон Хуан ответил:
«Нет возможности ответить на это. Если я скажу «ничего», то только сделаю нагуаль частью тоналя. Могу сказать только, что за границами острова находится нагуаль.
– Но когда ты называешь его нагуалем, разве ты не помещаешь его на остров?
– Нет, я назвал его только затем, чтобы дать тебе возможность осознать его существование.
– Хорошо! Но разве мое осознание не превращает нагуаль в новый предмет моего тоналя?
– Боюсь, что ты не понимаешь. Я назвал нагуаль и тональ как истинную пару. Это все, что я сделал.
Он напомнил мне, как однажды, пытаясь объяснить ему свою настойчивую потребность во всем улавливать смысл, я говорил, что дети, может быть, не способны воспринимать разницу между «отцом» и «матерью», пока не научатся достаточно разбираться в терминологии. И что они, возможно, верят, что отец – это тот, кто носит брюки, а мать – юбки, или учитывают какие-нибудь другие различия в прическе, сложении или предметах одежды.
– Мы явно делаем то же самое с нашими двумя частями, – сказал он. – Мы чувствуем, что есть еще одна часть нас, но когда стараемся определить эту другую сторону, тональ захватывает рычаги управления, а как директор он крайне мелочен и ревнив. Он ослепляет своими хитростями и заставляет нас забыть малейшие намеки на другую часть истинной пары – нагуаль» (IV).
Как видим, реальный смысл соотношения тональ-нагуаль сохраняется парадоксальным способом, т. е. лишением понятия «нагуаль» содержания вообще. С таким же успехом мы можем назвать Реальность абсолютным иксом (x) и только так не погрешим против истины. Возможно, здесь заключено одно из фундаментальных отличий системы дона Хуана от иных мистических доктрин.
Вспомните, как именуют бытие духовные искатели бесчисленных школ и направлений; даже самые утонченные традиции оперируют содержанием несмотря на то, что идея невыразимости опыта – общее положение для всякого мистика, давно ставшее трюизмом. Все эти слова: Брахман, мировое «Я», Божественное, Универсальное Сознание, Абсолют, Сат-Чит-Ананда, Христос, Любовь и проч. – оценивают, судят, опредмечивают, ограничивают, направляют. Каждое из этих слов имеет семантические границы, иногда жесткие и явные, иногда – аморфные, смутные, намекающие. В любом случае они служат своего рода дорожными указателями, с одной стороны – предваряющими опыт, с другой – обусловливающими