С того момента, как себя помню, я страстно хотел быть «всеамериканцем».[6] Поскольку я рос в Огайо и вымахал до 194 сантиметров, это, разумеется, открывало мне прямую дорогу в футбольную[7] команду университета штата Огайо. Это была мечта каждого местного мальчишки. Все, чем я занимался в детстве и юности, было направлено на достижение этой цели. Не проходило ни дня, чтобы я не думал о своей мечте и не работал над ее воплощением, – и добился ее… в некотором смысле. Я поступил в один не очень известный колледж в Огайо, после того как несколько раз переводился из одного учебного заведения в другое ради лучших (и бо́льших) возможностей, и даже поставил попутно ряд рекордов. Но только на четвертом году учебы я действительно стал «всеамериканцем», но, как это ни удивительно, в десятиборье – виде спорта, которым прежде не занимался. Даже в самых безумных мечтах я не мог себе представить, что такое случится!
Но стоило моей «всеамериканской» мечте стать реальностью – сперва в десятиборье, а потом, годом позже, наконец и в американском футболе, – как она сразу же начала терять свой блеск, и я никак не мог понять почему. Я добился всех своих целей и прошел по этому пути дальше, чем могло бы рассчитывать большинство людей, но это было слабое утешение. На вечеринке в честь моих достижений, в тот момент, который должен был бы стать моим величайшим триумфом, я чувствовал себя несчастным. Я не мог наслаждаться этой победой, потому что фокус моего внимания уже сместился к тому времени на бо́льшие и лучшие цели: стать профессиональным спортсменом. В конечном итоге я прошел пробы перед десятком скаутов НФЛ[8] на крытом стадионе Университета штата Огайо, моей прежней «школы мечты», вместе с рядом будущих игроков НФЛ, в том числе с теми, которые впоследствии стали самыми ценными игроками Суперкубка. Я показал себя хорошо, но, поскольку я пришел не из «столичной» школы, шансов оказаться задрафтованным[9] у меня было мало. Одна из команд Arena Football League,[10] которая технически является профессиональной футбольной лигой, все же задрафтовала меня, но играл я в ней всего год, поскольку моя карьера завершилась из-за ряда прискорбных травм и затяжных периодов восстановления.
И вот внезапно все мои мечты об известности и славе с грохотом обрушились. Это было ужасно. 24-летний, отвергнутый и безденежный, я поселился у сестры в гостиной на диване – с рукой в гипсе и горой долгов по кредитным картам. Мои мечты испарились. То, что я в тот момент переживал, было кошмарным сном, и я боялся, что от этого кошмара мне никогда не избавиться. Это была самая глубокая пучина, в какую я когда-либо погружался.
Теперь, перебирая эти болезненные воспоминания, я осознаю́, что гнался не за конкретной мечтой быть «всеамериканцем» или играть в НФЛ. Это были лишь отдельные цели.
Я рвался к мечте более общей – быть великим.
И в моей тогдашней жизни – прозябании на злосчастном диване со сломанной кистью и без гроша в кармане – недоставало не таланта или способностей: мне не хватало ощущения более