у него была ненависть – ненависть к тем или к тому, неведомому, неизвестному, кто сотворил такое. Его душа жаждала мести. Орчи сжал свободной рукой рукоять охотничьего ножа отца, который он забрал, когда они откапывали мертвые тела из-под снега. Они отомстят. Обязательно отомстят. Они заставят ответить того, кто погубил их родных, близких, друзей. Взгляд у него был страшный.
–
Было еще светло, поэтому они сразу увидели все. Лиа тоненько пронзительно заголосила. Орчи замер, лицо его бледное, перекошенное страданием, превратилось в маску. Замир зажмурил глаза, замотал головой.
Они опоздали совсем немного. Над крышей одного из домов из трубы еще поднимался, уходя в морозный воздух, прямо вверх, уютный дымок. Половина дома была разрушена, а дым из трубы продолжал идти. И это было ужасно страшно. Страшнее всего, что им довелось увидеть за эти два дня. Потому, что совсем недавно, возможно в то время когда их сани ехали по тропе между гор, окружавших долину, все здесь было еще по-прежнему. Была жизнь, такая же, как всегда, привычная и размеренная. Были люди. Близкие им, любимые и родные. И все они были живы. А сейчас ничего не осталось, кроме разрушенных домов, ледяного безмолвия и струйки дыма, идущей из трубы уже не существующего и никому не нужного дома. Возможно там, в уцелевшей части дома на печи продолжает готовиться вкусная похлебка, которую уже некому есть…
– Нет!!! Нет!!! Нет!!! – заорал Замир, чувствуя, как легкие разрываются от этого дикого крика. – Нет!…
Прямо на снегу, среди развалин, у загона для быков лежало что-то темное, бесформенное. Только вернувшиеся домой мальчишки, и приехавшая с ними Лиа абсолютно точно знали, что это. Это тела их соплеменников. Тех, кого они видели каждый день, с кем смеялись, разговаривали, делили радости и горе.
– Аааа! Аааа! – казалось, сердце вот-вот разорвется от невыносимой боли. Больше всего Замир хотел, чтобы оно и впрямь разорвалось. Потому, что жить больше было не зачем. Их жизнь закончилась. Вчера. В тот момент, когда они достали из снега копье. Они еще не знали об этом тогда, но их жизни больше не было. Ничего больше не было…
На неслушающихся ногах он дошел до того, что осталось от дома, в котором еще несколько дней назад так счастливо жила его семья. Дом, в котором царила любовь и радость, звучал смех, звонкие голоса Еши и Аните… Замир дернул перекосившуюся, болтающуюся на одой петле дверь. Он обрушился на нее с яростью. Вырвал оставшуюся петлю и отшвырнул тяжелую дверь, которую в другое время с трудом смог бы даже приподнять, далеко в сторону. В доме все было перевернуто. Стены уже подернулись тонким, полупрозрачным слоем инея. Задней части дома больше не было, вместо стены видны были горы и белые сугробы. А прямо рядом с домом, раскинув руки в стороны, лежала маленькая женская фигурка. Глядя перед собой безумным, застывшим взглядом, Замир прошел через разлом в стене и опустился на колени перед неподвижной фигуркой.
– Мама… – просипел он едва слышно. – Мама…
Она смотрела вверх, в сияющую прозрачную голубую высь. Густые черные волосы разметались по белому