причинам она всегда будет напоминать мне лису. Из-под шубы виднелся только краешек синего, в белый крупный горох платья, которое мало что прикрывало. Волосы, собранные в африканскую прическу, топорщились как дикий куст, губы были накрашены яркой кровавой помадой. Она копалась в журналах, жевала какой-то батончик, может, «Малыш Рут», может, что-то другое, что американцы считают съедобным, и высоким голоском рассеянно напевала милую песенку. На лице блуждала укуренная улыбка.
Скучающий охранник на пластиковой табуретке полуночного магазинчика от нечего делать постукивал себя по бедру полицейской дубинкой. Жужжал кондиционер. На улице ехали машины. Я купил сигарет, вскрыл пачку и чиркнул спичкой; пламя в моих трясущихся руках заволновалось.
Как только я ее увидел, то сразу решил: хочу. Она, должно быть, поняла, что я на нее засмотрелся, женщины такое сразу чуют; при этом она даже головы не повернула в мою сторону, лишь легкая вибрация прически, настройка ее прядей-антенн, дала понять, что девушка прекрасно ориентируется в сложившейся обстановке, улавливая мельчайшие нюансы. Направившись прочь от стеллажей с газетами, посасывая конфетку и заторможенно мурлыча что-то бессвязное высоким детским голоском, преисполненная возбуждающего очарования.
Мой член уже был на взводе, а она у двери повернулась и распахнула шубку. В платье без рукавов угадывались зачатки спортивного кроя, пуговицы на передней планке она расстегнула, чтобы козырнуть маленькой стоячей грудью, багровые соски которой, по цвету совпадавшие с помадой, торчали сантиметра на полтора. Белые, слегка навыкате глаза на секунду, показавшуюся вечностью, уставились на меня туманным взглядом, который всячески зазывал, самым издевательским образом. Потом она вытянула руку, где на кончиках пальцев переливались пять багровых, словно крылышки жуков, чешуек, присобрала перёд лифа и примитивным, но бесподобным жестом плотно запахнула шубку, создав вокруг легкое завихрение воздуха. Маленькая лисичка, прикидывающаяся соблазнительной сиреной, обворожительная лисичка в темном-темном лесу.
Дверь замотало туда-сюда. Девушка ушла.
– Шлюха, – отметил ее уход скучающий охранник; ничто не могло заглушить его тоску. Потом вытащил изо рта изжеванный комок и прилепил жвачку на дно табуретки.
В этом квартале бо́льшую часть фонарей расстреляли, но те, что остались живы, светили мягким розоватым светом, который, как надеялись городские власти, уменьшит агрессию населения. Сияние фонарей снисходительно маскировало бесчинства, что творились под ними. Измученная луна бедняцкого района, из-за атмосферных загрязнений отдававшая розовато-лиловым, пролила парочку слабых лучиков на мою добычу. Девушка покачивалась на каблучищах такой высоты, что они делали ее слегка не от мира сего. Странное птицеподобное существо, но в мехах, и не летает, и не бегает, и как гады не ползает, ни рыба ни мясо, нечто среднее, зависшее над землей, которая, как ни крути, была не ее родной средой обитания.
Несмотря