этот джентльмен – не проповедник; я не могу позволить ему пройти.
– Ты ошибаешься, друг мой, – со всей серьезностью ответствовал мастер Спэрроу. – Сей джентльмен, мой достойный коллега, только что возвратился с острова Святого Брэндона, где он читает проповеди на шабашах ведьм; вот почему его костюм не вполне безупречен. Вхождение его во храм да падет на мою голову; посему – пропусти нас.
– Никому, кроме господ членов Совета, старших офицеров и священников, не дозволяется входить через западную дверь. Всякого, кто попытается войти в нее силой, будь он дворянин или простолюдин, надлежит арестовать, схватить, оштрафовать и лишить права приобрести себе какую-либо девицу в жены, – монотонно, как заученный урок, пробубнил причетник.
– Вот и хорошо, значит, пропусти нас поживее! – воскликнул я. – На, получай! – И с этими словами я вытащил из своего тощего кошелька шиллинг.
– Вот именно, получай, – повторил преподобный Спэрроу и, взмахнув кулаком, сшиб причетника с ног.
Тот так и остался лежать на пороге, сотрясая воздух потоком угроз, однако рука его жадно схватила шиллинг, который я ему бросил. Мы вошли в церковь; она была еще пуста, но через раскрытую главную дверь до нас доносились громкая барабанная дробь и нарастающий шум шагов.
– У меня есть возможность выбрать себе место, – сказал я. – По-моему, лучше всего встать вон у того окна. А вы останетесь здесь, на клиросе?
– Да, – ответил он со вздохом. – Я должен блюсти достоинство своего сана; посему я сижу на почетных местах, рядом с господами, носящими золотое шитье, хотя, по правде сказать, смиренность моего духа такова, что я бы чувствовал себя много лучше на скамье для слуг или среди негров, которых привезли сюда в прошлом году.
Не будь мы в церкви, я бы не выдержал и расхохотался, хотя по всему было видно, что сам он искренне верит в то, что говорит. Он сел на самый широкий и красивый из стульев, стоящих за обитым бархатом креслом губернатора, я встал возле облюбованного мною окна, и мы в полном молчании разглядывали друг друга, одни в пустой, убранной цветами зале, пока колокола, гулко ударив в последний раз, не смолкли и процессия не вошла в храм.
Глава III, в которой я поспешно женюсь
Долгая благодарственная молитва уже почти окончилась, когда я впервые увидел ее.
Она сидела футах в десяти от меня, в самом углу, и на нее падала тень от высокой спинки передней скамьи. Скамью позади нее занимал длинный ряд сельских красоток, краснощеких, пышногрудых, вовсю постреливающих вокруг себя глазами, в нарядах, украшенных множеством ярких лент. Я взглянул еще раз и увидел – и вижу поныне – розу среди хвастливых пионов и маков, жемчужину среди стекляшек, благородную Утрату21 средь сонма деревенщин, несравненный образец всей земной прелести и красоты! Я глядел, не в силах оторваться, на это чудное лицо и видел в нем не только красоту и прелесть – я видел гордость, ум, пылкий нрав, решимость… и, наконец, стыд и гнев. Ибо, почувствовав, что я на нее смотрю, она подняла глаза и встретила мой взгляд; должно быть, он