лютеранской церкви, о немецкой кухне, архитектурных красотах Ревеля и велся с помощью междометий и восторженных восклицаний.
Никто не знал, когда уйдут «Оливуца» и транспорт – это могло случиться в любой день, – но то, что с ними отправится почта, было известно всем, и контора Трапезникова стала средоточием общего интереса.
Диодор Хрисанфович стоял у порога собственного дома, когда Зарудный пришел к нему с частными письмами в Ялуторовск и Иркутск. Почтмейстер переругивался с женщинами – солдатскими вдовами, хлопотавшими о пенсии, и двумя нижними чинами из портовой команды. Протянув правую руку с грязным указательным пальцем, он цедил сквозь зубы:
– В ящик! В ящик, канальи!
Пререкания эти шли, видимо, давно. Одна из женщин успела поплакать и теперь, всхлипывая, вздыхала так глубоко, что Трапезников с опаской косился на нее.
– Видишь ты, – начал один из солдат, – ящик твой шибко большой, там письму недолго и потеряться, а мы…
Он не успел договорить, как почтмейстер взревел:
– Не смей тыкать, я тебе не ровня! – Потом хмыкнул носом и строго спросил: – Вы что же, недовольны порядком, установленным правительством?
– Не-е-е, – торопливо заговорил солдат, – мы не супротив порядка. Однако просим из рук взять письма, как прежде брали… Чтоб в книгу аккурат записали…
– Бросай в ящик, успеем записать.
– А ты прежде запиши.
– Порядка такого нет, дубина этакая! Инструкция запрещает.
– Мы инструкции не касаемые, – заголосила пожилая баба, – мы приватные, ба-а-рин… Возьми письмо Христа ради. Последний целковый отдала…
Она упала перед ним на колени.
– С-с-скоты! – прошипел Трапезников и захлопнул дверь, задвинув изнутри засов.
Просители растерялись и не знали, что им теперь делать: опустить письмо – того и гляди суда уйдут, а Трапезников в отместку им и не вынет… Каверзный характер его в Петропавловске хорошо был известен.
Зарудный взял письмо у женщины, все еще стоявшей на коленях, и бросил его в ящик.
– Барин, барин! – заплакала женщина. – Что же ты со мной сделал, барин!
– Вот что, служивые, – Зарудный не обращал внимания на ее слезы, живо бросайте письма в ящик. Ничего им не станет.
Солдаты мялись в нерешительности, стараясь не смотреть на Зарудного.
– Вы меня знаете? – спросил он.
– Как не знать! – привычно ответил молодой солдат, хоть он и впервые видел Зарудного.
Второй сказал:
– Примечали…
– Напрасно время тратите здесь. – Зарудный постучал согнутым пальцем по своему лбу и показал на дверь, за которой скрылся Трапезников. – Не прошибете! Я обещаю вам, что письма будут вынуты из ящика в самом скором времени и занесены в реестр.
Спокойный тон Зарудного подействовал. Письма упали в ящик. Люди прислушивались к таинственному шороху конвертов; солдат даже похлопал