сводившейся к неделимости Турции, и на предоставлении России свободы действия в отношении Константинополя.
«Исторический» вопрос о проливах более остро выдвинулся в Балканскую войну – в годы ослабления Оттоманской империи, когда он «мог быть поставлен на очередь независимо от желания России, которая не могла, – по мнению, высказанному министром ин. д. Сазоновым, – допустить укрепление на берегах их (проливов) какой-нибудь иной державы». Довольно решительный в своих суждениях и несколько экспансивный Родзянко вспоминает, как он рекомендовал Царю в предпасхальном докладе в 1913 г. «воспользоваться всеобщим подъемом» («славянские маннфестации» в Петербурге) и «идти на Константинополь». «Война будет встречена с радостью и поднимет престиж власти, – утверждал председатель Гос. Думы, указывая на всеобщее недовольство внешней политикой правительства, – русская дипломатия своей нерешительностью заставляет играть Россию унизительную роль». Государь «упорно молчал». Но в это время шла уже усиленная подготовительная работа в военно-дипломатических кругах26. Поэтому не приходится придавать большого значении декларативным, в момент «сближения с Германией» заявлениям Царя Вильгельму II о том, что Россия не имеет никаких притязаний на Стамбул и Дарданеллы, и что Турция должна сохраниться в неприкосновенности и оставаться «привратником Дарданелл». (Впрочем, о таких заявлениях Николая II мы знаем только со слов Вильгельма.)
«В сознание русских государственных людей, – говорит Сазонов в воспоминаниях, – да и всякого образованного русского (не слишком ли смелое и весьма сомнительное обобщение!) уже давно проникло убеждение, что будущность русского государства зависит от того разрешения, которое получит вопрос о проливах27, но никогда не приходила в голову преступная мысль затеять европейскую войну, чтобы разрешить его в нашу пользу». Опубликованные ныне материалы вносят существенный корректив к этому категорическому утверждению руководителя русской внешней политики накануне европейской войны, который старается опровергнуть «небылицы» о его причастности к существовавшим будто бы замыслам и агитации «военной партии» («легенду» эту усиленно поддерживала, конечно, националистическая печать в Германии).
Оставляя в стороне перипетии сложной дипломатической игры, связанной с противодействием агрессивной политике германского империализма на Ближнем Востоке, напомним лишь о заключительном аккорде в преддверии уже европейской войны. Момент этот сильно затушеван в воспоминаниях Сазонова. Он рассказывает о «безотрадном впечатлении» «полной военной неподготовленности» России, которое он вынес из созванного им с «разрешения Государя совещания 8 февраля 1914 года для обсуждения тех мер, к которым Россия могла быть вынужденной прибегнуть… для защиты своих интересов», – речь шла о возможности «наступательного движения в направлении Константинополя и проливов». Министр