себе на плечи рюкзак. Юля взяла всё остальное. Мы всё делали молча, организованно и быстро, словно на автомате. Маленького, бледного, измученного, я взяла сына на руки и нежно прижалась к нему всем телом. Он тоже прильнул ко мне изо всех своих сил, что у него остались.
Казалось, что я совсем не чувствую жары, так сильно адреналин гулял по венам. Я прятала маленькую головку от солнца, прижимая сына всё ближе и ближе к себе. Тяжёлый, совсем большой, он постоянно сползал по моим рукам вниз. Казалось, вот-вот и мне не хватит сил нести его дальше. Но я шла, почти бежала, спасая его, оберегая, делясь своей любовью. Я не уставала шептать слова нежности и целовала пушистую золотую макушку. Материнский инстинкт – это одна из самых сильных вещей на свете. Я думаю, что не перестала бы нести мелкого домой, даже если бы отказали мои руки и ноги. И не перестала бы говорить, как сильно люблю его, даже если бы замерли все звуки на свете.
Несколько подъёмов в гору, и мы были на месте.
В прохладе квартиры, как мне показалось, нам всем стало намного легче.
– Уложим его на кровать? – скорее у себя, чем у Юли, спросила.
– Да, я принесу воды…
Мы уложили мелкого на прохладные белоснежные простыни, раздели его полностью. Он лежал, по-прежнему бледный, с закрытыми глазами. Лучше ему не становилось. По ровному дыханию мы поняли, что он уснул.
Но беспокойство не оставляло меня. Бледность его щёк говорила о том, что кризис ещё не миновал, и неизвестно, что ждало нас дальше.
– Меня беспокоит, что он такой бледный, – разделила мои опасения Юля.
– Что это может быть? Я в растерянности.
– Не знаю. Мне всё-таки кажется, что это из-за его неудачного прыжка. Может, нахлебался воды.
– Напишу L.
– Может быть, не дергать его пока? Напишешь попозже.
– Юля, я должна посоветоваться. Он должен знать, что с мелким творится что-то непонятное.
– Если честно, – Юля немного замешкалась, словно размышляя над тем, что собиралась сказать. – Я вижу, что ничего особо страшного с твоим сыном не происходит, успокойся, Катюня. Если бы было что-то серьёзное, симптомы были бы совсем другие.
Из спальни послышались характерные звуки: мелкого опять рвало.
Я отнесла его в душ, он еле стоял на ногах. Мелкий осторожно сел на пол душевой кабины.
– Можно я тут посижу, мамочка, – медленно выговаривая слова, произнёс он.
– Конечно, сладкий.
Пока он сидел под струями прохладной воды, мы с Юлей сняли испачканное постельное бельё и постелили новое.
В душе мелкому заметно полегчало. На щеках наконец-то появился румянец. Мы с Юлей переглянулись. Кажется, теперь всё должно быть хорошо.
Я вытерла сына всего мягким белым полотенцем и отнесла обратно в прохладную комнату.
– Мне кажется, или он наконец-то немного порозовел? – с надеждой в голосе спросила я.
– Да, Катюш, ему лучше, – Юля смотрела на меня ободряюще. – Хочешь, попьём чаю?
– Я посижу с ним, пока он не уснёт, а ты завари мне ромашку,