опустился на колени, скатал на резинке – вокруг сакральных…60х90 – и потянул вниз светло-бежевую материю. Ниже талии бело-розовые округлости задержали движение. Преодолевая их мягкое сопротивление, он невольно посмотрел на небольшой, как у «Лежащей» на картине Модильяни, тёмный треугольник внизу Катиного живота, выделяющийся на фоне чуть большего белого – из-за отсутствия загара.
Его кисти рук, как и до того – её платье, упали на пол – по инерции из-за некоторого усилия, с которым он стаскивал, превратившуюся в упругий ободок, ткань.
И тут он замешкался – ему, цинику процесс показался немного смешным: она стояла перед ним будто стреноженная лошадь.
Но, неожиданно для него, Катюша сама приподняла ногу, и ступня освободилась.
Он встал и, полуобняв, потянулся пальцами к застёжкам лифчика, невольно уколов небритостью подбородка её округлое плечо.
Теперь она вся была раздета…
Он почувствовал дрожь её тела, сдёрнул с дивана плед и укутал её. Она смущённо улыбнулась, взяла с кресла, стоящего рядом с диваном, махровый с чередующимися – белыми и бежевыми продольными полосами халат, набросила на плечи вместо пледа и прошла в ванную.
Там Катя его сняла, и в приоткрытую дверь Саша увидел её со спины, обнажённую – от головы с завитками волос на шее (как у Анны Карениной, но не чёрных, а тёплых каштановых тонов) до загорелых ног – со всеми классическими четырьмя промежутками: у тонких щиколоток, у колен, внутри бёдер и верхний, перед ещё одним треугольником без загара.
Катя высыпала в ванну из банки душистую соль лаванды, наклонилась, немного присев, чтобы открыть кран горячей воды, подняла правую ногу, перешагивая через край ванны, потом – левую и встала в ванне. Подождала, пока вода наберётся, и села, вытянув ноги вдоль ванны…
Скоростной поезд нёс Сашу с неумолимой скоростью на «очередную пьянку под кодовым названием: День энергетика», как говорил Д,Артаньян.
Симпатичная барышня – соседка по купе назвалась Екатериной («луч света в тёмном царстве» и совпадение в бесконечности).
Поезд тронулся, Катя стала было читать какую-то книгу, но вскоре задремала, опустив её на колени.
Саша из любопытства посмотрел – что она читала (и на её открытые колени – тоже). Книга в зелёном ледериновом переплёте с жёлтой фотографией швейцарского издания 1884 года и барельефом автора – на таком же фоне – на обложке со знакомым названием.[1]
Осторожно поднял книгу и открыл наугад – попалась 6-я глава: «Род и государство в Риме», на стр. 147 прочёл: «Они были лично свободными людьми, (и)… составляли… плебс».
Дон Кихот объяснял своему верному оруженосцу: – Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей; с нею не могут сравниться никакие сокровища: ни те, что таятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случиться с человеком. Говорю же