ее платье после неудачного чихания, а потом подумал, что выражение «кровь из носу» в Олином случае выглядит более чем убедительно.
Позже принесли Баха.
Они лежали и молча слушали музыку, отдыхая от интенсивного голоса Оли.
Через некоторое время у него в голове всплыл образ графини. Он подтолкнул его к расспросам об этой женщине.
Кондратий знал много и начал делиться с ним имеющейся информацией. Он рассказывал медленно, как бы нехотя.
Поведав о графине, Кондратий перешел к другим участникам группы. Затем порассказал об Антоне Карловиче, Леониде Яковлевиче и об отделении в целом. И в самом конце, уже где-то под вечер, когда за окном сумерки сгустились в сероватую массу, заговорил и о себе. Рассказал, словно сказку на ночь…
Вторая, если не считать случая в школе, попытка Кондратия покинуть юдоль пороков и несчастий была эффектно обставлена, а к тому же имела авторитетное идеологическое обоснование.
Когда Кондратий учился в университете, он увлекся буддизмом. В частности, ему импонировал постулат, что жизнь, тире, страдание, а душа человека вечна, и удел ее состоит в прохождении неисчислимых циклов, дабы достигнуть конечной цели – Нирваны7. Кондратию не терпелось как можно быстрее остановить свое колесо Сансары и угаснуть навсегда.
Он продолжил свои искания и выяснил, что животворящие силы его сосредоточены в брюшной полости. Этот восточный взгляд на жизненный центр в корне отличался от западного мировоззрения, утверждающего, что жизненным центром является сердце. Углубляя свои познания о разнообразных восточных культурах, Кондратий в скором времени обратил особое внимание на гордых и благородных самураев. И после знакомства с основами жизненного уклада японской аристократии его осенила простая, но гениальная идея: «Добровольное сэппуку идеально мне подходит!».
В то время Кондратий даже систематически посещал общество японской культуры. Узнав об этом, его родители возрадовались – у сына появилось хобби, а значит, хоть какая-то цель в жизни.
В его доме начали проводиться чайные церемонии, гостям подавали саке и суши, звучали хайку и танка, создавались икебаны и оригами. Для кимоно было отведено самое почетное место в гардеробе.
А параллельно со всем этим происходило то, о чем родители даже не подозревали. Кондратий тщательно изучал ритуал сэппуку, знакомился с техникой его проведения, тренировался с деревянным мечом. Венцом его самообучения стало приобретение настоящего короткого самурайского меча, правда, изготовленного в местах лишения свободы. Последнее, впрочем, не мешало Кондратию чувствовать себя истинным самураем.
И вот он уже был готов воплотить свои мечты в жизнь, то есть в смерть.
Час пробил.
Формальным поводом для добровольного сэппуку Кондратий избрал «искупление ошибок, допущенных в курсовой работе», о чем он и сообщил в предсмертной записке.
Причина эта лишь на