Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании
не случилось и немедленного воплощения фиксированных ограничений в политической практике. Для этого понадобилось «длинное XVIII столетие», – исторический период, в процессе изучения конституционной и политической истории которого возник целый комплекс историографических проблем, и хронология занимала среди них отнюдь не главное место. В рамках критического направления в британской историографии последних двух десятилетий прошлого века потребовалось новое объяснение не только характера тех ограничений, которым подверглась английская корона после 1688 г., но и комплекса факторов, обусловивших и сделавших возможным становление конституционных механизмов современного типа в ходе «долгого XVIII в.» и «конституционной революции» 1828‒1832 гг.
Историографический критицизм последних тридцати лет сделал невозможной ситуацию, когда исследователи, подобно Т. Боклю и замечательному специалисту по истории английской конституции У. Стаббсу, искали бы в XIV в. тот парламент, который функционировал бы так же, как в современные им 1870-е гг.158 Современные британские историки также не склонны преувеличивать роль парламента в политической системе страны в период «долгого XVIII столетия». Дж. Р. Элтон и К. Расселл критиковали Л. Б. Нэмира и Г. Баттерфилда за то, что они, отталкиваясь от триумфа парламента в XIX в., искали в XVI-XVIII вв. прогрессивные изменения, которые к этому привели. В результате действительная роль парламента в это время оказалась слабо исследованной.159 Парламент мог призвать к ответу министров короны, но проблемы министров не касались короны. Монарх стоял выше закона (для английского права была характерна формула, в соответствии с которой «король не может быть не прав»), но подчинялся ему, поскольку его королевское право было составной частью общего права, фиксировавшего права подданных.
Аналогичным образом определенной переоценке в современной британской историографии подвергается не только роль монархии в политической системе страны на протяжении XVIII в. Пересматривается, и подчас весьма радикально, сам характер ограничений, которым была подвергнута власть английских монархов в этот период. Сегодня все большее количество британских исследователей склоняются к тому, что уже Тюдоры были самыми абсолютными монахами в том смысле, что церковная супрематия закреплялась именно за королем, а не за королем-в-парламенте. Ранние Стюарты были ограниченными монахами в рамках закона, но ограничение их власти носило прерогативный характер, т. е. в рамках полномочий, гарантированных им ординарной прерогативой, их власть оставалась абсолютной и не подвергалась сомнению . Их поздние наследники после 1688 г. были ограничены в своей власти не только прерогативой, но и парламентским актом, но в любом случае монархия Стюартов была ограниченной. Однако недопонимание природы и смысла этих различий приводило к неверной оценке самой природы английской монархии и той роли, которую играло английское право в системе этих ограничений. Это недопонимание, в свою очередь, зачастую было связано