мысль в нетерпенье,
Едва вас завидишь вдали.
Нет в зное июля потребней
Листвой навевающих од.
Мы входим в тень крон, как в целебный,
Прохладный, спасительный грот.
День светлый становится пёстрым
В тени говорливой листвы.
Соседки, подруги и сёстры,
Надолго запомнитесь вы.
Запомнитесь каждая статью,
Зелёным отливом косы
И белым по-летнему платьем –
Сполохи земной красоты!
Весна
Приход весны – всеобщая отрада;
Весёлый зеленеющий простор
Для всех надежд открыл незримый створ,
Чтобы они немножечко парадно
В него вошли и вызвали восторг.
Пред взором – май, ликующе-нарядный.
Всех наделяя светом благодатным,
Он не приемлет скаредность и торг.
Пора весны приводит к постиженью
Прекрасного и доброго вокруг:
Рождённое в ней движется к взросленью,
А всё иное – к самоутвержденью.
Весна – это всеобщий недосуг.
Ни в чём она не любит проволочки,
И вслед за тем, как день дождём пропах,
Уже следит, когда же на ветвях
Пробудятся ликующие почки?
Ждёт день, когда растительная кровь,
Рождённая земной всесильной плазмой,
Прорвёт в стволе сосудистые спазмы
И выйдет на цветенья буйный зов.
Так крика журавлиного ждёт осень,
А лето иссушённое – дождя…
Нельзя быть смыслом ничего не ждя:
В извечной жажде смысл сосредоточен.
Сама земля зов неба жадно ждёт
И этим ожиданием живёт.
Дорога на Джелалабад[3]
Весь в петлях серпантина будет путь
Для тех, кто – на восток, к Джелалабаду.
Иного нет – лишь этот горный спрут,
В извивах скрывший не одну засаду.
В ущелье рядом мечется Кабул,
В гранитных стенах разрываясь в пену
И оглашая горы – дикий гул
Из преисподней рвётся в ойкумену.
Над ним стоит покоем Гиндукуш.
Чьей мудростью полно его сознанье,
Арабской иль санскритской, когда уж
Мистически шипит в его названье?
Глубокие долины горных рек,
Обломки скал, будто остатки копий.
Пещеры-гроты, как бы входы в штрек
В которых вечность время не торопит.
В соседстве с перевалом – высший пик.
Уж тут-то время ощущаешь кожей
И, видно, отзываясь на инстинкт,
Не чувствовать судьбы своей не можешь.
Отсюда кручи разбежались вниз
Как будто бог открыл гранитный веер.
Смятенье в этот каменный каприз
Принёс наш бронированный конвейер…
Дорога, разломясь, пошла на спуск,
Виляя в ограниченном просвете.
Вечерний свет, став обречённо-тускл,
Размыл все скалы в облики мечетей.
Под сводами их,