в помещение, Ручкин тут же удивился, впрочем, удивляться ему приходилось тут каждый день, и всё чаще и чаще. В камере для задержанных сидела собака и грустными глазами смотрела на Ручкина.
– Дежурный, увидев мэра, тут же закричал: – Захар Аркадьевич! Какими судьбами?
– Да вот, журналист со мной из Москвы, ударил его кто-то ночью возле башни.
– Так аномалия, небось, – произнёс дежурный.
– Аномалия не аномалия, органы разберутся, – произнёс неожиданно появившийся капитан. – Захар Аркадьевич и вы, гражданин, пройдёмте ко мне в кабинет.
Капитан был обычного телосложения мужчина, лет пятидесяти. Одет он был в форму, которая мешковато на нём сидела. Звали его Анатолий Сергеевич Пинкертон, виски его были покрыты сединой, а на затылке начинала зарождаться лысина. Лицо у него было умное, во всяком случае Ручкину очень хотелось на это надеяться. Пётр Алексеевич уже целый час рассказывал события предыдущего дня, и ему начинала надоедать эта беседа.
– Значит, версию об аномалии вы исключаете? – спросил капитан.
– Абсолютно.
– Ну тогда всё ясно, это Фрол.
– Фрол! Точно! – воскликнул Семёнов. – Ну я ему задам, это же надо, человека по голове бить, ну негодяй!
– Кто такой этот Фрол? Местный криминальный авторитет? – спросил Ручкин.
– Да господь с вами, Пётр Алексеевич, – ответил страж порядка. – У нас тут места тихие, преступления практически не случаются. Фрол – это наш дворник. Влюблён он в Зинку до безумия, а та ему взаимностью не отвечает. Ревнует страшно. В прошлом году одного учёного чуть на берёзе не повесил.
– Так я, видимо, с ним уже знаком.
– Вот как? И при каких обстоятельствах?
– Возле магазина виделись.
– Вот как. Тогда я сейчас прикажу, и его мигом сюда доставят. А пока, может, чайку?
Капитан отдал приказ, и мужчины начали пить чай, ожидая, когда доставят злодея. Чай оказался с коньяком.
– А разрешите вопрос, Анатолий Сергеевич? – спросил журналист.
– Разрешаю.
– А почему у вас там собака сидит за решёткой?
– Так она Анну Серафимовну на днях за ногу укусила. Анна Серафимовна очень сильно ругалась, грозилась написать президенту. Вот и пришлось принять меры. А что поделать, закон суров – но такой закон. Будь ты хоть человек, хоть собака, а перед законом все равны. Вот и пришлось дать Шарику пятнадцать суток.
В дверь постучались, и в комнату ввели Фрола.
– Ну и зачем ты это сделал? – спросил Пинкертон, глядя на задержанного.
Фрол был явно растерян и подавлен. Он трусливо взирал на находящихся в кабинете людей.
– А что он, это, того.
– Чего того?
– Ну, к Зинке моей подкатывал.
– Ах ты, морда! – закричал мэр на Фрола. – Вот сейчас напишет Пётр Алексеевич на тебя заявление, и сядешь ты в тюрьму.
– Я больше так не буду, – по-детски загундосил здоровяк. – Люблю её очень, вот и приревновал.
– И что теперь, сразу человека по голове бить? – спросил капитан. –