человек, по всему видно, не стеснявший себя в расходах, остаться без наличных. Правда, если он по случаю приобрел магнитофон, тогда другое дело.
Еще среди обязательных мероприятий на завтрашний день – допросы Марины и Осетрова. А среди «мелочей» – выяснение погоды во время происшествия. В частности, какая была видимость в распадке. И не отправлял ли в Москву Авдонин почтовых посылок?
Однако предвидеть все могущие возникнуть вопросы было, конечно, невозможно. Отложив блокнот с записями, Дагурова ознакомилась с письмом, найденным дома у Осетрова.
Автор его – некий Меженцев (тоже следовало бы ознакомиться с его личностью) – сообщал Нилу, что в скором времени собирается приехать в заповедник и просит его быть наготове… Письмо короткое, написано интеллигентным языком, с латинизмами вроде «эрго», «априори» и т. п. Прощался писавший очень дружески: «Не унывайте, славное путешествие вылечит вас от, как мне показалось, затяжной хандры. Ваш…». И неразборчивая, с загогулинами подпись. Так расписываются люди, привыкшие много и быстро писать, не обращая внимания на каллиграфию. В конце стоял постскриптум: «Много размышляю о вашем сообщении по поводу соболя. Не миграция ли? Подумайте. Впрочем, времени у нас будет достаточно, чтобы обсудить эту проблему со всех сторон…»
Наступила очередь дневника, личного дневника Нила Осетрова, потому что был еще другой дневник, служебный, который, как пояснил Ольге Арчиловне понятой, должны вести все лесники, записывая наблюдения за природой и зверями. Но тот – следователь просмотрела его – состоял из сугубо деловых записей и никакого интереса для следствия не представлял.
Насколько можно было судить о событиях, отраженных в толстой общей тетради, дневник был заведен Осетровым года три назад, когда он вернулся из армии. Дат не было, системы тоже. На листы ровным твердым почерком ложились поразившие лесника строки поэтов, писателей, интересные высказывания, почерпнутые из книг, журналов, впечатления от встреч с людьми и, конечно, личные переживания.
Она еще раз убедилась, что парень был читающий, но не устоявшийся в своих пристрастиях. В записях он явно подражал Пришвину, Эренбургу, кажется, Олеше («Ни дня без строчки»). Например, Осетров писал: «Ходил весь день по тайге на лыжах. Вдруг почувствовал: накатывается снежная слепота. Вспомнилось: Чижик, треск сломанного мотоцикла и мать. Мать говорит мне (в больнице): «Сынок, тебе не больно?» А я думаю только о Чижике и ничего не вижу. Самое страшное – я думал, что она умерла. Врачи не говорили мне ничего целый день…»
А вот и цитата. «Только правда, как бы она ни была тяжела, «легкое бремя». Правду, исчезнувшую из русской жизни, – возвращать наше дело. Александр Блок».
Тут же рядом Нил пишет: «800 стихотворений Блок посвятил Прекрасной Даме. Это была реальная женщина, Любовь Менделеева, дочь великого химика, ставшая женой поэта. Я посвятил Ч. только четыре. В количестве ли дело? А все-таки цифра 800 – звучит!»
«Ч.» – нетрудно догадаться – Чижик. О ней в дневнике