на ветер. Правда, билеты купил папин друг, Иван Андреевич, он сказал, что папа однажды жизнь ему спас, но папа про это говорить не любит. Мама работает в военкомате, в финотделе, зарплата у нее мизерная. Есть еще папина пенсия, но она вся уходит на лекарства, на благодарности медсестрам, санитаркам. Катя сама им в карманы деньги совала, без этого лежачему больному постель чистую не дадут, пеленку не поменяют, капельницу не поставят.
– Не получится, – мама мотнула головой, – у тебя паспорта нет. – Она посмотрела на часы. – Все, я побежала. – Уже открыв дверь, мама сказала: – Витя вернется в два, и ты в школе не задерживайся. Я сделаю все, чтобы мы уехали сегодня. В четыре от Ивана Андреевича придет машина, если все будет нормально. – И она пошла к лифту.
Катя еще долго стояла возле раскрытой двери. Потом долго мыла туфельки в ведре, долго вытирала. Нет, она не пойдет в школу. Мама, конечно, права, она много пропускает из-за болячек, они к ней цепляются, как репей к штанам, но сегодня она не пойдет.
Катя вошла в комнату родителей, открыла шкаф, вынула папину шинель, надела ее и пошла в свою комнату. Легла на диван, свернулась калачиком и, уткнувшись носом в колючий воротник, закрыла глаза.
– …Папочка, я кто?
– Моя доченька, – папа целует Катю в нос.
– А еще?
– Мое солнышко.
Катя хмурится:
– А еще?
– Моя куколка.
Катя сердится:
– А еще?
– Моя красавица!
– Плавильно! – Катя смеется и обнимает папу изо всех своих крошечных сил.
Она всегда любила папу больше, чем маму. Почему так получилось с первого дня ее жизни – на этот вопрос никто не ответит, потому что никто этого не знает, но первое Катино слово было «папа». Еще совсем крохой, проснувшись, она босиком шлепала к телефону, снимала трубку и, услышав голос телефониста, говорила:
– Восьмой отдел.
И ее соединяли. Тогда она еще не знала, что ее папа не только для нее самый большой и самый важный, но и для других дядей и тетей. Тогда она еще не понимала, что папа работает шифровальщиком в «секретке», в отделе документов особой важности, что этот восьмой отдел контролирует секретную службу и что в кабинет к папе имеют право зайти только начальник штаба и командир дивизии, – она всего лишь хотела сказать папе «доблое утло!».
– Доброе утро, моя красавица, – отвечал папа, и она слышала в трубке звук поцелуя.
Поцелуй этот звучал всегда, и Катя, смеясь от счастья, переполнявшего ее маленькое сердечко, умывалась, причесывала белые кудряшки, одевалась и бежала в кухню. А там уже мама целовала ее, тискала и кормила вкуснейшим в мире завтраком.
Но папу она все равно любила сильнее – он будто разговаривал с ней на одном языке, и ему было интересно все, что интересовало ее. Он не сердился на ее бесконечные «почему?», у него она спрашивала, какое платье сшить кукле – красное или белое, длинное или короткое, а однажды он принес домой большущую коробку с куклой. У Кати дыхание перехватило: кукла была почти с нее ростом, в длинном