пойду домой…
– На улице снег с дождем, дружище, и ледяной ветер с моря! Оставайся с нами, тем более что до Нового года осталось всего ничего! И потом, на темных улицах тебя запросто могут ограбить!
– У меня даже бумажника нет, а о том, что я только что выиграл, не знает ни одна живая душа, кроме вас троих. Да и я сам что-то не слишком в это верю…
– Ты сегодня определенно выиграл, Джорджи! – со значением в голосе важно произнес Сэм. – Определенно! Может, тебя все-таки проводить?
– Нет. Не надо. Вы празднуйте тут, друзья… а я все-таки пойду домой!
Я двинулся к выходу, а навстречу мне вдруг повалила целая толпа народу – наверное, это были те, кого больше не смущало объявление о том, что «Упитанный Единорог» сегодня не принимает. Так что толстому добряку Сэму стало уже не до меня. Он поспешил на кухню, к своему бекону и колбаскам, а я вышел на улицу, где действительно было холодно и неприютно. С моря дул пронзительный ветер, и милый белый снежок, который выпал было утром, уже весь иссекло ливнем.
На прощание я обернулся и взглянул на вывеску: она была приколочена крепко, и ветру, который к утру мог обернуться ураганом, как это часто бывает в наших краях, ее было не сорвать. Подсвеченный лампочками сказочный зверь приподнял одну ногу и галантно склонил голову, увенчанную золотым рогом, перед дамой… Принцессой, так похожей на мою жену. Мою прежнюю Дженни. Я вздохнул и медленно поплелся хорошо знакомой дорогой к дому, где меня больше никто не ждал.
Она сидела у калитки одного дома в начале нашей улицы и дрожала – крохотная черно-белая собачонка, размерами не дотягивавшая и до кошки. Дождь хлестал вовсю, и никчемное создание промокло до последней жалкой шерстинки. Живая изгородь, к которой она прижималась, мало чему помогала. Длинные уши свесились, с них стекала вода. Собачонка тихо скулила. Я вдруг подумал, что к утру она и скулить перестанет – просто замерзнет тут насмерть. Никто больше не пройдет по этой улице и не впустит беднягу погреться хотя бы в гараж. Все веселятся, или же разъехались на каникулы, или просто спят в своих теплых кроватях…
– Ты чья? – спросил я, наклоняясь к собаке.
Конечно же, она не ответила. Да и что она могла сказать мне, когда я и сам знал, что на нашей улице таких собак не водилось? Как-никак я жил тут уже двадцать три года!
Собачонку била такая крупная дрожь, что сердце мое буквально затопила жалость.
– Ну ничего, – проворчал я, осторожно протягивая к ней руку. Я плохо знал собак, но помнил, что они частенько кусаются. Однако эта животинка и не думала огрызаться. Она лишь подняла голову и взглянула мне в глаза. И тут меня словно молния пронзила: глаза у нее были совсем человеческие, и я мог бы поклясться, что собака плакала! Думаю, те, кто не видел этого своими глазами, сказали бы, что я просто перепутал со слезами капли дождя, которые залили всю ее морду, но я мог бы поклясться чем угодно – эта жалкая собачонка плакала! Плакала в новогоднюю ночь! Она знала, что погибает и что никто ее не спасет! Что же случилось с этой крохотной тварью,