к Полине своего второго адъютанта, Дюрока. Дюрок был галантен, ловок, дипломатичен. Он начал с того, что выразил сожаление по поводу «печальной инициативы» солдафона, который посетил ее утром; затем, видя, что молодая женщина немного оттаяла, долго говорил ей о том восхищении, которое испытывал по отношению к ней генерал, и о том, что тому не терпится вновь увидеть ее…
Наконец, собираясь уже уходить, он поставил на ночной столик маленький ларчик:
– Генерал велел вручить вам вот это в память о вашей с ним встрече в Тиволи, – сказал он.
Едва он ушел, Красотка открыла ларчик и нашла в нем великолепный египетский браслет, украшенный бриллиантами и другими драгоценными камнями.
Никогда в жизни скромная работница из Каркассона не видела столь прекрасного украшения. Она была в восторге и подумала, что дружить с этим щедрым генералом было бы, очевидно, неплохо…
Как пишет один из биографов Наполеона, «в глубине души в обмен на это украшение она уже отдала Бонапарту “свою драгоценность”…»67.
С того дня Дюрок ежедневно приносил Полине письмо от генерала и обязательно какой-нибудь подарок.
Молодая женщина с наслаждением читала эти полные страстных уверений послания, которые корсиканец писал по ночам, а потом шла прятать очередной подарок в сундучок, о существовании которого Фурес, естественно, не подозревал.
По прошествии двух недель Красотка стала проявлять признаки нетерпения. Вполне законное желание отблагодарить своего поклонника с помощью средств, дарованных ей природой, начало вызывать у нее «местное почесывание», лекарство от которого – увы! – находилось во дворце Эльфи-бея… Ночи ее вскоре стали очень беспокойными из-за снов, сладострастие которых очень удивляло ее при пробуждении. «Некоторые из ее снов, – пишет Поль Дюрюи, – были результатом такого свободного воображения, что они имели для Полины реальную поучительную ценность. Юная каркассонка оставалась очень чистой и для того, чтобы успокоить свои чувства, ограничивалась лишь крайне ортодоксальными связями. Ее собственные сны вдруг открыли ей новые горизонты…»
Войдя таким образом во вкус, она стала нервной и подумала, что генерал не очень-то торопится назначить ей свидание. И когда Полина уже совсем было впала в отчаяние, она получила от коменданта Каира, генерала Дюпюи, пригласительный билет, в котором тот приглашал ее одну к себе на ужин. Это очень удивило лейтенанта Фуреса.
– Странно, – сказал он. – Почему же и меня не пригласили, ведь я как-никак офицер.
Полина долго втолковывала ему, что ей невозможно было отказаться от приглашения «генерала, представлявшего военный порядок», и с бьющимся сердцем отправилась в дом Дюпюи.
У нее были веские причины для волнения, кстати, так же, как и у ее мужа. Послушаем же герцогиню д’Абрантес:
«Госпожу Фурес приняли очень хорошо. На ужине гостей было немного, и все было спокойно и ничто не предвещало того, что должно было произойти. Но когда собирались подавать кофе, в доме вдруг послышался шум, двери с грохотом распахнулись и на пороге