на собаку кричала и сама её госпожа. Она оттаскивала Казана назад за его лохматую шею. Но Казан не разжимал челюстей ещё долгое время. И когда наконец он их разжал, то его хозяйка посмотрела на мужчину и закрыла себе лицо руками. Затем упала на постель. Долго не двигалась. Руки и лицо у неё были холодны, и Казан ласково их облизывал. Глаза у неё оставались закрытыми. Он близко прижался к ней и всё ещё продолжал оскаливать зубы на покойника. Но почему же она не двигалась? – удивлялся он.
Прошло долгое время, прежде чем она шевельнулась. Глаза у неё открылись. Её рука коснулась его.
А затем он услышал раздавшиеся снаружи шаги.
Это был его хозяин, и со старой дрожью от страха перед дубиной Казан бросился к выходу из палатки. Да, это был его хозяин, костёр осветил его, и в его руке Казан увидел дубину. Он шёл медленно, чуть не падал на каждом шагу, и всё лицо у него было в крови. Но всё-таки в руке у него была дубина! Он опять начнёт колотить ею собаку и сильно изобьёт её за то, что она покончила с Мак-Криди; и Казан тихонько прополз под полою палатки и убежал в тень. Из своей засады под ветвями ели он смотрел на палатку, и низкий вой любви и в то же время и горя вырвался вдруг из его горла и быстро замер. Теперь уж они будут его бить всегда и именно за это. Даже она будет его бить. Они будут гнать его от себя и отколотят его тотчас же, как только его найдут.
И он отвернул свою волчью голову от огня к глубине леса. Там не было для него ни дубин, ни визга плетей. Там они не найдут его никогда.
Некоторое время он колебался. А затем так же тихонько, как и те дикие звери, от которых он происходил, он выскочил из своей засады и утонул во мраке ночи.
Глава IV
Свобода от рабства
Верхушки сосен шумели от набегавшего на них ветра, когда Казан окунулся в таинственную темноту леса. Целые часы он всё-таки пролежал невдалеке от места стоянки, уставившись красными сверкающими глазами в палатку, в которой ещё так недавно произошло такое ужасное событие.
Теперь он знал, что такое смерть. Он мог бы объяснить это даже лучше, чем человек. Он мог обонять её в воздухе и чуял, что смерть витала вокруг него и что именно он был её причиной. Он лежал на глубоком снегу, прямо на животе, и дрожал, и три четверти его, составлявшие в нём собаку, скулили от невыносимого горя, тогда как одна четверть, бывшая в нём от волка, заставляла его с угрозой оскаливать зубы и зажигала его глаза пламенем мести.
Три раза его хозяин выходил из палатки и громко его звал: «Казан, Казан, Казан!»
Три раза и молодая женщина выходила вместе с ним. При свете костра Казан мог видеть её светлые волосы, развевавшиеся вокруг неё, как и в то время, когда он только что вбежал в палатку и загрыз человека. В глазах её всё ещё светился ужас, и лицо было бледно, как снег. И во второй, и в третий раз она тоже кричала: «Казан, Казан, Казан!» И вся та часть его, которая составляла в нём собаку, а не волка, дрожала от радости при звуке её голоса, и он даже был готов подползти к ней, чтобы его избили. Но страх перед дубиной всё-таки