заполнены женскими и детскими головками, а за ними шла подряд целая серия зарисовок животных с такими пояснениями: «Морская корова на песчаной отмели», «Черепахи и черепашьи яйца», «Чёрный агути [19] под пальмой» – агути оказался весьма похожим на свинью, – и, наконец, следующие две страницы занимали наброски каких-то весьма противных ящеров с длинными носами. Я не знал, что подумать обо всём этом, и обратился за разъяснениями к профессору:
– Это, вероятно, крокодилы?
– Аллигаторы! Аллигаторы! Настоящие крокодилы не водятся в Южной Америке. Различие между тем и другим видом заключается…
– Я только хочу сказать, что не вижу тут ничего особенного – ничего, что могло бы подтвердить ваши слова.
Он ответил мне с безмятежной улыбкой:
– Переверните ещё одну страницу.
Но и следующая страница ни в чём не убедила меня. Это был пейзаж, чуть намеченный акварелью, один из тех незаконченных этюдов, которые служат художнику лишь намёткой к будущей, более тщательной разработке темы. Передний план этюда занимали бледно-зелёные перистые растения, поднимавшиеся вверх по откосу, который переходил в линию тёмно-красных ребристых скал, напоминавших мне чем-то базальтовые формации. На заднем плане эти скалы стояли сплошной стеной. Правее поднимался пирамидальный утёс, по-видимому, отделённый от основного кряжа глубокой расщелиной; вершина его была увенчана огромным деревом. Надо всем этим сияло синее тропическое небо. Узкая кромка зелени окаймляла вершины красных скал. На следующей странице я увидел ещё один акварельный набросок того же пейзажа, сделанный с более близкого расстояния, так что детали его выступали яснее.
– Ну-с? – сказал профессор.
– Формация, действительно, очень любопытная, – ответил я, – но мне трудно судить, насколько она исключительна, ведь я не геолог.
– Исключительна? – повторил он. – Да это единственный в своём роде ландшафт! Он кажется невероятным! Такое даже присниться не может! Переверните страницу.
Я перевернул и не мог сдержать возгласа удивления. Со следующей страницы альбома на меня глянуло нечто необычайное. Такое чудовище могло возникнуть только в видениях курильщика опиума или в бреду горячечного больного. Голова у него была птичья, тело – как у непомерно раздувшейся ящерицы, волочащийся по земле хвост щетинился острыми иглами, а изогнутая спина была усажена высокими шипами, похожими на петушьи гребешки. Перед этим существом стоял маленький человечек, почти карлик.
– Ну-с, что вы на это скажете? – воскликнул профессор, с торжествующим видом потирая руки.
– Это что-то чудовищное, гротеск какой-то.
– А что заставило художника изобразить подобного зверя?
– Не иначе как солидная порция джина.
– Лучшего объяснения вы не можете придумать?
– Хорошо, сэр, а как вы сами это объясняете?
– Очень просто: такое животное существует. Совершенно