target="_blank" rel="nofollow" href="#n_148" type="note">[148]. В своём дневнике он записал: «Я абсолютно согласен с Черчиллем в том, что все, кто сражается с Гитлером, будет получать нашу помощь»[149]. Но добавил: «Это должна быть помощь на наших условиях»[150]. При этом Хилл с удовольствием погрузился в привычные российские реалии: например, вкушал на переговорах с партнерами из НКВД «прессованную икру» (очевидно, паюсную), «капустный суп» (наверное, щи или борщ), жареную курицу, ванильное мороженое, водку и «достойное красное кавказское вино»[151].
– Ну, наконец-то, Джордж, – обрадовался генерал-чехословак Пика, когда минут через десять Хилл вернулся в комнату. – Я уж думал, что, отправившись за книгой, вы были, как всегда, перехвачены какой-нибудь прекрасной дамой.
– Не без этого, генерал.
– Но книгу всё-таки принесли!
– Да. Хотите, покажу, какой пассаж в ней понравился Советам особенно сильно? Вот, читайте.
«Ленин, Троцкий и вся их большевистская партия считались союзными миссиями в России предателями и агентами германского правительства. Пресса в Англии, Франции, Италии и Америке в основном придерживалась того же видения.
Это правда, что после революции 1917 года основные большевистские лидеры достигли России из Швейцарии в специальном поезде, который пропустили немцы… и что большевистская партия получила большие суммы денег от Германии. Но было бы ошибкой считать Ленина и Троцкого обычными агентами. Они выполняли приказы Германии только тогда, когда это соответствовало их собственным установкам. Они не полагали имперскую Россию своей Родиной, а себя – ею обязанными. Они были революционерами, чьей целью было обеспечить идеальными условиями пролетариат. Большевики были бы столь же готовы принять деньги и помощь Антанты, если бы это служило их целям.
Я был уверен тогда, и с тех пор не случилось ничего такого, что заставило бы меня переменить моё мнение, что советские делегаты в Брест-Литовске не действовали по инструкции Центральных держав и что Брест-Литовск не был инсценировкой»[152].
– Хилл, так вы действительно должны нравиться Советам. Они вам что-нибудь говорили про эту книгу?
– Да. Есть такой «Осипов», – пальцами обеих рук Хилл изобразил кавычки. – Безбоязненно называю вам это имя, потому что уверен, что оно не настоящее. Но это – из тех людей, от кого я получаю самую официальную из всех официальных позиций. Так вот, он сказал мне дословно следующее: «Вы хорошо написали о Ленине. Для врага ваша книга честная, вы пишете объективно»[153].
– И вам даже прощают то, что вы объективно пишете о Троцком?! Советскому гражданину за это сразу – расстрел.
– Во-первых, на мне британская форма. А это, знаете ли, своего рода политический бронежилет. Во-вторых, я именно что восхищаюсь Троцким[154]. Это был блестящий организатор. Ну, а в-третьих, для YMCA ещё важнее то, что я ненавижу немцев[155].
Что ж? Хилл был любитель женщин