откачанного литра. Если бы не умение Тхэна расслаивать суспензию в своих глиняных чашах, то фильтров не хватило бы и на половину пути.
Растительность вновь исчезла – она просто не успевала укорениться на постоянно подмываемых берегах. Но количество насекомых осталось почти то же, правда, виды их изменились – появилось больше жесткокрылых; а мохнатые пауки равнины уступили место поджарым и гладким, с тонкими ногами. Удивляло и то, что рыба, и довольно крупная, спокойно существовала в клоаке, в которую превратилась река.
В первую же ночь на плато я, наконец, услышал знаменитый вой пиренского голого тигра, самого большого хищника планеты. На всякий случай я нащупал в кармане рукоять парализатора – единственного оружия, которое взял с собой, – но воспользоваться им не пришлось. Тхэн досадливо, словно отгоняя муху, махнул рукой – и вой тигра стал удаляться. Вообще было удивительно, что на Пирене практически отсутствовали млекопитающие, хотя эволюция органической жизни во многом походила на земную. Но в какой-то период развития большинство млекопитающих по неизвестным причинам вымерло, и осталось всего три вида хищников и около двух десятков грызунов. Освободившееся место в экологической нише заняли членистоногие, эволюционировавшие до невероятных размеров, как, например, долгоносы. Существовало несколько теорий, объяснявших такую замену, одна из которых не последнюю роль отводила аборигенам, якобы намеренно уничтожившим на заре своей цивилизации почти всех млекопитающих. На вопрос, зачем это пиренитам понадобилось, теория ответа не давала, но одним из косвенных аргументов, на которых она базировалась, являлся сам факт существования долгоносов. Иначе как искусственной селекцией на генетическом уровне их появление на планете ничем объяснить нельзя.
Переход через лёссовое плато превратился в сущий ад. Буквально с первых же метров мне пришлось спешиться и помогать Тхэну вытягивать долгоносов на крутые сыпучие осыпи. Долгоносы, вопреки первому впечатлению, оказались на редкость тупыми животными – их интеллект находился на уровне тлей, разводимых на своих плантациях муравьями. Они могли часами месить осыпающийся под ногами лёсс на одном месте, пытаясь с упорством тараканов преодолеть косогор только по прямому пути. Кроме того, у долгоносов напрочь отсутствовало чувство непредвиденной опасности, хорошо развитое у млекопитающих. Даже видя, что на их пути в реку рушится подмытая водой скала, они продолжали движение под падающие обломки, и чувство самосохранения срабатывало лишь тогда, когда какой-либо из отскакивающих камней не попадал в них. Тут уж они удирали, не разбирая дороги. В одном месте только психоэнергия Тхэна, с помощью которой он более часа удерживал начавшую рассыпаться на наших глазах скалу, спасла караван от погребения под осыпью.
Каторжный труд по преодолению лёссового плато сблизил меня с проводником. О дружбе здесь вряд ли можно было говорить – слишком разные у нас психология и интересы, – но чувство товарищества между