Юля, накрывай на стол, сейчас приду, и договорим.
Вероника проснулась оттого, что солнечный луч пробрался сквозь штору и защекотал ей нос. Она чихнула и открыла глаза. Солнце било сквозь легкие льняные шторы, которые слегка колыхались на сквозняке, создаваемом приоткрытым окном и щелью под дверью. В комнате вкусно пахло летом, скошенной накануне травой, свежим ароматом реки, которая едва слышно плескалась совсем рядом, буквально в нескольких шагах.
В Италии их дом стоял на морском берегу, и Вероника привыкла, просыпаясь, слышать шум моря и втягивать ноздрями его терпкий, чуть горьковатый аромат. Странно, но здесь, в российской глубинке, ей нравилось просыпаться ничуть не меньше, и местные обычаи, сперва казавшиеся чудными и диковинными, за две недели деревенской жизни отчего-то стали привычными и родными.
Мама говорила, что это голос крови, но в подобные глупости Вероника не верила. Она вообще долго не могла понять, с чего это маме приспичило завести коттедж в какой-то сельской глуши, но потом оценила затею по достоинству. Отец открыл в Москве какой-то совместный бизнес, требующий его регулярного присутствия, а потому собственный загородный дом не казался полной нелепицей. Уж если жить в России подолгу, то почему бы и не с удобствами?
Прошлым летом купили землю и начали строительство, и этим, когда все было полностью готово, мама сказала, что хочет провести лето в русской деревне, неподалеку от мужа. Веронике она тоже предложила поехать, чтобы познакомиться со страной, родной ей наполовину, и та согласилась, потому что давно мечтала посмотреть Москву.
В шумном мегаполисе, да еще в разгар чемпионата мира по футболу, ей надоело дня за четыре. И они с мамой отправились в ту самую деревню Сазоново, в которой у них был дом, построенный по всем правилам современного комфорта. За забором стояли такие же дома, может, чуть поменьше, чем у семьи Джентиле, но тоже с канализацией, горячей водой, душевыми кабинами и кондиционерами, деревянными настилами, с которых можно нырять в Волгу, каменными дорожками и подстриженными французскими газонами. Конечно, здесь были дома и попроще, но привычки заглядывать за чужие заборы Вероника не имела.
Мама рассказывала, что в старой части деревни, которая начиналась метрах в ста от их коттеджа, за большим шлагбаумом, разделяющим местный уклад на «два мира, два образа жизни», люди существовали совсем по-другому. Смешные деревянные домишки, покрашенные в разные цвета, Вероника разглядывала издали как что-то диковинное. То, что за деревянными заборами (мама называла их странным словом «штакетник») туалеты устроены по принципу дырки в полу, воду набирают в колодцах, не имеют в доме душевых кабин, Веронике казалось очень странным. Настолько странным, что она даже не до конца верила, что кто-то может жить в таких условиях.
Мама то ли в шутку, то ли всерьез предлагала сходить к кому-нибудь в гости и проверить, но Вероника местных дичилась. Тетки без возраста в ситцевых или трикотажных халатах, резиновых ботах и с непонятным пучком волос на голове казались ей пародией