короткую битву над головой. Скоро Игорев сокол пал к ногам мертвый. Тогда он пустил сразу двух, но и они, побитые неведомой птицей, свалились на землю. Был бы зрячим Великий князь, не стал бы ратиться с небом, однако обождал он год и к следующей купальской ночи изготовился: на закомарах затаился с луком и стрелами. Едва сокол прилетел и поплыл кругом, князь-ревнивец пустил стрелу на свист крыльев. Что-то затрепыхалось в небе, должно быть, подстрелил птицу! Да что это? Снова летит и покрикивает, ровно самку призывает. Дошлый в стрельбе князь знал, как стрелять во тьме. Выцелил он звезду, подождал, когда тень птицы покроет ее, и спустил тетиву. Но и эта стрела умчалась неведомо куда. Игорь дождался зари, увидел незримую птицу и послал стрелу вдогон! Не уклониться было соколу! Да что за диво? Покуда стрелка достигла цели, птица обернулась солнечным лучом и пропала.
Смущенный князь взошел на гульбище, где княгиня с сыном коротали ночь, и тут увидел вонзенные в стену над ее головой три свои стрелы. И на каждой нанизано перо…
Так минул третий год, четвертый… Меж тем светоносный князь подрос, стал уж не младенцем – мальцом озорным. Забавами его были мечи деревянные, лук со стрелами, булавы и шестоперы. От первых слов, произнесенных чадом, веяло недетской разумностью, однако был он не речист и в полном молчании мог проводить целые дни. Настал тот срок, когда древний обычай велел избавить княжича от мамок-нянек и передать его в руки мужа-кормильца, на мужскую же половину терема. Посудила, порядила боярская дума и определила кормильцем Святославу боярина Претича – воеводу, богатыря, владеющего искусством воинским и мудростью ума. Вскормил бы Претич князя, как вскармливают верткую насаду в морской стихии, но Великий князь, прознав об этом, заподозрил неладное: никак княгиня подала совет боярам, чтобы сего боярина назвать и тем самым приблизить еще ближе.
– Не бывать Претичу кормильцем! – заявил он. – Сам изберу!
Тем часом к Великому князю пожаловал Свенальд и без лукавства промолвил:
– Тебя выкормил я. Так пусть же мой сын Лют вскормит твоего сына.
По здравому рассудку поручить Святослава старому роду варяжей – досточтимых русов, коим считался старый наемник, – было разумно, однако Игорь и тут озаботился: пригож был Свенальдич и не стар еще, а по долгу кормильца ему позволялось входить в покои княгини-матери!
Не мыслил обидеть князь воеводу, да ведь ревностью ниву вспахал, вот и принесло ветром худое семя. Свенальд обиделся, спрятал взор свой под лохматыми бровями и долгий ус закусил, будто удила. Тогда Великий князь подал ему золотой греческий сосуд, усыпанный самоцветами, зная любовь наемника к сокровищам, однако тот не принял подарка дорогого. Лишь подержал в руках, заскорузлыми пальцами огладил камни и оставил.
– Коль не по нраву тебе Лют, возьми Асмуда, – предложил Свенальд.
Знатным был витязем боярин Асмуд, мечом своим творил он славу еще Вещему Олегу, да уж состарился и не ходил в походы, однако дружинную долю получал,