поморщился, но стерпел. Палеха, хоть и спокойный по характеру, даже несколько медлительный, но свяжись с ним – тот за ответом в карман тоже не полезет. Подковырнет так, что даже дура Зойка захихикает.
– Молодец, что наблюдателя снял, – одобрил действия снайпера Орлов. – Опытный был сволочь, но попался-таки на мушку.
– Вы и телефониста не забудьте записать, товарищ старший лейтенант, – напомнил Ермаков. – Вроде пустяк, а одним фашистом меньше.
Может, и не стал бы напоминать, но по счету уничтоженных врагов телефонист числился десятым. А за десять убитых фрицев полагается медаль. Да бог с ней, с медалью, хотя и приятно. Дело в другом. Орлов, с его командирскими замашками, записывал Ермакову далеко не всех уничтоженных немцев, зато в донесениях в штаб батальона включать их не забывал.
Любому начальнику хочется показать, что его люди воюют, а не отсиживаются в окопах. Кроме того, в условиях городских боев, в лабиринте развалин, снайперские выстрелы уже начали приносить ощутимые потери врагу.
Красная Армия уступала немцам в авиации, на прибрежной полосе не было танков, а из артиллерии имелось лишь небольшое количество легких пушек. Зато имелось в достатке решительных и метких бойцов, которые каждый день выходили на «охоту». Возмущенные выстрелами из укрытий, подземных труб, немцы называли такую войну «нечестной».
Быстро забыли 23 августа, когда бомбили город, не выбирая военных объектов, и за день погибли 40 тысяч мирных жителей. Теперь, завязнув среди руин домов, разрушенных заводов, они несли потери от выстрелов обычных трехлинеек и остерегались лишний раз высовываться.
Винтовок с оптикой было мало. Слово «снайпер» в первые октябрьские дни еще не означало стрелка со специальным оружием, но снайперская охота невиданно быстро получила распространение именно в Сталинграде.
Командиры полков и дивизий всячески поддерживали метких стрелков. Именно они среди пехотинцев получали в тот период первые медали и ордена за уничтоженных фашистов. И счет этот быстро рос. Конечно, командир роты Орлов включит убитого телефониста в сводку, но подразнить людей он любил и перевел разговор с Ермаковым на другую тему.
– Что же ты раненого товарища не вынес? – с отеческим укором покачал головой Орлов. – Разведчики вон даже погибших своих выносят с риском для жизни. Вот это бойцы!
Это было сказано явно в пику Ермакову, которого орденоносец Орлов к отважным бойцам не причислял. Жизни разведчиков ротный не знал. У них тоже возникали ситуации, когда едва уносили собственные ноги и лишь потом начинали считать оставшихся.
– В товарища как минимум четыре пули угодили, – угрюмо отозвался Ермаков, по-прежнему стоя навытяжку перед командиром роты.
Высокого роста, метр восемьдесят с лишним, Андрей упирался головой в низкий закопченный потолок блиндажа и невольно сутулился.
– Да посади ты его, – не выдержал Палеха. – Парень целый день в засаде провел, едва живым выбрался, а ты его по стойке «смирно» держишь.
– Садись, –