жестокий авианалет.
«Юнкерсы» бомбили позиции пехотного полка. Ветер сносил огромные клубы дыма и рыжей глинистой пыли. Вытянув головы, бойцы смотрели, как самолеты, включив сирены, выстраиваются в карусель для нового удара. Виднелись черные кратеры воронок, некоторые из них пересекали ломаную линию траншеи.
Вскоре стало не до ротозейства. Один из «Юнкерсов» отделился от стаи и пошел на высоту. Ахнуло так, что Бориса оглушило, горло забило ядовитой гарью взрывчатки. Каменная баба на вершине кургана медленно проступала из оседающих клубов, плоское лицо оставалось безучастным. За много веков не первый раз на ее глазах люди убивали друг друга.
Наши самолеты не появлялись, «Юнкерсам» никто не мешал. Спасала земля, ставшая за лето каменно-твердой. Траншеи и норы держались, лишь осыпались брустверы. Одна из бомб шарахнула в окоп с шанцевым инструментом. После налета пошли глянуть, что осталось от ломов и лопат. Кто-то из штрафников, поднимая обломок черенка и скрученное лезвие штыковой лопаты, удивленно показал на непонятный комок.
– Это что такое?
Оказалось, кусок человеческого тела. В окопе прятался боец, его разорвало. Иван Межуев увидел кисть руки и застыл от страха. Над ним невесело посмеялись.
– Чего, Ванька, испугался?
– Собирай дружка по частям.
Люди падали духом, видя, как безнаказанно действуют вражеские самолеты. Сразу трое прикинулись контуженными и просили Митрохина направить их в медсанбат. Много чего повидавший командир разобрался не хуже врача. Заставил их присесть, встать, развести руки, достать кончиком пальца нос, проделать еще какие-то манипуляции, затем объявил:
– Ты шагай в санчасть, а вы двое топайте на место.
– Как же? Голова кружится.
– Ничего, завтра утром пройдет.
Над симулянтами потешались:
– Кузьмич, он лучше всякого фельдшера разбирается.
Другие советовали:
– Чего мелочишься? Шарахни из винта в ногу, а мы подтвердим, что с самолета стрельнули.
– Сам шарахай, если такой умный.
Небольшие вражеские части наступали слева и справа, обходя рубежи обороны. Выждав время, отступил полк по соседству. Сверху было хорошо видно, как пылит колонна пехотинцев, везут на лошадях орудия. Митрохин не мог дать команду на отход, опасался угодить под жесткие санкции приказа № 0227. Расстреляют к чертовой матери.
Среди штрафников усилилось брожение. Ночью исчезли трое. Митрохин нервничал, Воронкова злила неопределенность собственной судьбы. В политотделе армии лежал рапорт о его переводе на комсомольскую работу, но с подписанием тянули. Более того, позвонили и отчитали за слабую воспитательную работу.
– Что, бойцы плохо воевали? – напрашивался на комплимент Воронков.
– Это не твоя заслуга. А когда люди пропадают, сразу видны недоработки. Разберись.
Воронков принялся опрашивать бойцов насчет пропавших. Елхов усмехнулся, глядя на исписанный