многолюдством своим и лошадью задавили! Последняя наша перепись всенародная что показала? – Тут как бы с полувопросом он взглянул на Андрея-дворского и тотчас ответил сам: – Без двух тысячей триста тысяч – с женами и детьми. А Батый если, как в те годы, придет – шесть крат по сто тысяч одних ратных только!.. Но и не дам полуотчины моей, а поеду к Батыю сам!
Что поднялось!
Даже Мирослав, опершись о поручни кресла, вскочил на ноги.
– Княже!.. Что ты! Господь с тобой!.. Как ты надумать мог! Да уж лутче не знаю что в посыл им послать! – проговорил он, задыхаясь, и когда сел снова в кресло, то, не в состоянии более уж и сказать что-либо, только возвел руками ко всем остальным советникам князя.
– Брат! – сказал Васильке, обратясь к Даниилу. – О державе подумай, об нас всех!..
И нахмурился.
– Того нельзя, князь! – сказал дворский. – Тут мы все противу тебя станем, а не пустим тебя! Анне Мстиславне падем в ноги!
– Княже! – промолвил Кирило-печатедержатель. – Сам хочешь в руки поганым даться! Или не помнишь, как в ту рать, когда Батый из-за Горы воротился, из Мадьяр, отрядил он Балая и Монмана-богатыря – окружить тебя и схватить, – а не на доброе же! Ладно – спасибо ему! – Актай-половчин упредил, спас! А то бы и не быть с добром!.. Туда, в Татарыте, много следов, а оттуда, как все равно из логова львиного, нетуть! Князя Федора Юрьича давно ли убили? Андрея Переславского? – Тут канцлер встал и с глубоким поклоном князю домолвил: – Княже и господине мой! Буде с тобою что случится в Орде-то, ведь сам знаешь, – народ без тебя сирота! А пошли лучше меня, недостойного: потружусь за отечество, за государя, сколь разуменья моего станет!
Князь движеньем руки велел ему сесть. Видно было, что он взволнован.
– Бояре! – сказал он, придав своему голосу властность и суровость. – Я не про то вас позвал, чтобы судить, ехать мне или не ехать: то сказано! Ныне знаю: самому надлежит мне быти послом своим. А ежели смертному часу моему быть в Орде – что ж! – его же не минуть никоему рожденному. Но я про то вас воззвал: с чем поехать?
– С дарами, княже… а и лучше бы одни только дары отослать, а самого себя поберечи! – посоветовал бесстрашный Мирослав.
Даниил Романович начинал явно гневаться.
– Андрей Иваныч! – обратился он к дворскому. – А повели возы запряшти! Да коломази приготовить вели побольше: возы, мол, тяжки будут – оси не загорелись бы! – пожирнее смазать… да и штоб скрып не слыхать было народу!.. «Что за обозы идут?» – «А это князь Галицкий дань в Татары повез!»
Даниил подальше отставил из-под руки нефритовую чернильницу.
– Откупиться – не дань платить! – смиренно упорствуя, возразил Мирослав.
– А и того нам отцы и деды не заповедали! – сурово ответил князь. – Я Батыю не данник, не подъяремный! Не копьем меня взял! Не на полку повоевал!
Старый Мирослав развел руками:
– И немцы не данники, и венециане, и греки, и французский король, а караванами к Батыю шлют!
– Мало что! – презрительно сказал