она дернулась, демонстрируя Кате по-женски неуклюжий прием, – я бы сейчас валялась в луже крови на асфальте, а ты бы звонила в похоронное бюро.
– Типун тебе на язык, – Катя рассердилась, но тут же смягчилась, подсела к Анфисе на подлокотник кресла. – Ну-ну, перестань, успокойся. Все прошло. А этого гада, что тебя поранил, мы найдем. Я сейчас же позвоню в ваше территориальное отделение милиции, – от волнения она не обратила внимания на странное словечко оно , употребленное Анфисой.
– Катя, – Анфиса положила здоровую руку ей на плечо, – Катя, послушай меня… Помнишь, мы были в Риме?
Катя воззрилась на приятельницу – Рим? Конечно, она помнит, как они с Анфисой прошлым маем ездили в турпоездку «Рим – вечный город». Это было как раз тогда, когда Катин отпуск (увы, увы) не совпал с отпуском «Драгоценного В.А.». Но Катя в душе была даже этому рада – Рим с Анфисой Берг понравился ей гораздо больше – они уходили из отеля в девять утра, а возвращались в два часа ночи. Ездили в Остию, в Тиволи, бродили по музеям, исходили город, изъездили на такси вдоль и поперек. Анфиса похудела от нескончаемой ходьбы больше, чем от всех своих пилюль и чаев, и была безмерно счастлива от самого сознания, что они с Катей в Риме и что она так ударно худеет. Вот только однажды вечером, на Палатинском холме в самом центре археологического музея под открытым небом с ней произошел странный припадок.
– Я помню, – сказала Катя, – Анфиса, что с тобой, тебе нехорошо? Ты вся дрожишь.
– Сегодня, столкнувшись с этим на улице, – голос Анфисы срывался, – я почувствовала себя, как тогда – возле арки Тита. Как под проклятой аркой – смертельный ужас, Катя. Отчаяние, безысходность, близость смерти.
Катя обняла подругу, крепко прижала ее к себе, стараясь не потревожить рану. То происшествие на Палатине она помнила. Был жаркий вечер. Солнце садилось за холмы. На Форуме и на Палатине было как всегда полно туристов – в музей под открытым небом прекращали пускать посетителей в пять, но из тех, кто уже гулял среди античных развалин, никто еще не собирался домой, в отель. Катя с Анфисой шли по Via Sacra – священной римской дороге. Мимо прогарцевал конный полицейский патруль – полицейский-парень и полицейский-девушка. На глазах Кати и Анфисы они лихо припустили гнедых коней, галопом въехали на холм и остановились возле триумфальной арки императора Тита. Катя потащила Анфису к ним – ей не терпелось сфотографировать итальянских коллег по борьбе с криминалом и сицилийской мафией на фоне памятника. Арка Тита, ее барельефы, изображавшие разрушение римлянами Иерусалима, устояли перед натиском времени. Катя сфотографировала полицейских. Те великодушно позволили это сделать и потом лихо ускакали в сторону развалин Мамертинской тюрьмы. Она сфотографировала «мыльницей» арку, оглянулась и… почувствовала, что с ее подругой что-то не так.
Анфиса, забыв про свою мощную профессиональную фотокамеру, с которой она до этого в Риме не расставалась, как сомнамбула на ватных ногах приблизилась к арке и, не обращая внимания на запрещающую надпись, медленно