Хлебников.
Военные поражения, нехватка хлеба и холодная зима разбудили надежды революционеров. «Что-то в мире происходит. Утром страшно развернуть лист газетный», – писал Александр Блок.
В фельетоне, напечатанном в «Русском слове», Тэффи перечисляет слова, наиболее часто слышимые в толпе: «Отечество продают», «Дороговизна растет», «Власти бездействуют»…
Мейерхольд ставит «Маскарад», где в фантастически роскошных декорациях по сцене скользил, кривлялся Некто… Это была Смерть.
И свершилось! Сразу! Как бывает только на Руси! Свершилось то, о чем год назад нельзя было даже помыслить: в Петрограде произошла революция!
«Все сооружение рассыпалось как-то даже без облака пыли и очень быстро», – с изумлением писал будущий строитель Мавзолея А. Щусев.
И Бунин записал слова извозчика: «Мы – народ темный. Скажи одному: «трогай», а за ним и все».
Тюрьмы открыты, горят охранные отделения. Кто-то сумел позаботиться – настроил толпу. В революционном пожаре горят списки секретных сотрудников охранки…
И вот уже в Ачинске узнают потрясающую весть: царь отрекся от престола. Так в одночасье переменилась судьба Кобы.
Его прежняя энергия проснулась. Но это был уже новый Коба.
Каменев и Коба спешат в революционную столицу. Вместе с ними в поезде большая группа сибирских ссыльных.
В вагоне было холодно. Коба мучился, мерз, и Каменев отдал ему свои теплые носки. На станциях ссыльных встречали восторженно, а среди них и его – безвестного неудачника Кобу. Теперь они назывались «жертвы проклятого царского режима». Как всегда в России, после падения правителей в обществе проснулась ненависть ко всему, что связано с павшим режимом.
12 марта транссибирский экспресс привез его в Петроград. Он успел – прибыл в столицу одним из первых ссыльных большевиков и сразу направился к Аллилуевым.
Анна Аллилуева: «Все в том же костюме, косоворотке и в валенках, только лицо его стало значительно старше. Он смешно показывал в лицах ораторов, которые устраивали встречи на вокзалах. Он стал веселый».
«Нежная революция»
Стояли мартовские дни, полные солнца. Солдатики, совершившие революцию, еще мирно сидели в петроградских кафе, и хозяева кормили их даром. Это были солдаты Петроградского гарнизона, те, кто под разными предлогами сумел остаться в столице и избежал фронта. «Беговые батальоны» – так презрительно называли их в действующей армии, ибо, когда их направляли на фронт, они бежали в первом же сражении. Они ненавидели войну и быстро стали находкой для революционной пропаганды. Теперь они чувствовали себя героями.
Интеллигенция была счастлива: отменена цензура, впервые – свобода слова. Политические партии росли как грибы. В театрах перед представлениями выходили знаменитые актрисы и, потрясая разорванными бутафорскими кандалами, символизирующими освобожденную Россию, пели «Марсельезу». Свобода, свобода! Петроградские улицы покрылись красным – красными бантами, красными